Арабелла

— Ерунда! Он просто пугает. А вы, глупые девчонки, этого не понимаете.

— Может быть, мне пойти вниз и еще раз извиниться? Нет-нет, нельзя! Он заперся в своем кабинете. Но что же мне делать?

— Мама все устроит, — зевая, сказал Бертрам. — Она сделает как надо. И если ей хочется, чтобы ты поехала в Лондон, можешь не волноваться — поедешь!

— Я бы на твоем месте сейчас к нему не ходила, — посоветовала София. — Ты в таком состоянии, что можешь наговорить лишнее или расплакаться. А ты знаешь, как он не любит излишнюю чувствительность. Поговори с ним утром, после молитвы.

Арабелла так и сделала. А потом призналась Бертраму, что испытала от этого разговора еще большее потрясение. Мама, похоже, перестаралась. Не успела провинившаяся дочь произнести и слово, как отец подошел к ней, взял за руку и произнес с мягкой, виноватой улыбкой:

— Дитя мое, прости своего отца. Вчера я действительно был несправедлив к тебе. Увы, учу детей сдержанности, а сам не совладал со своими чувствами.

— Бертрам, уж лучше бы он поколотил меня! — взволнованно сказала Арабелла.

— Да, — содрогнувшись, признал брат. — Это и вправду трудно вынести. Хорошо, что я не спустился вниз, а то чувствовал бы себя каким-то раскаивающимся дьяволом… Ну и что ты ему сказала?

— Я не могла вымолвить ни слова. К горлу подкатил комок. Ну, можешь себе представить… Я так боялась, что он будет сердиться. А он — только представь! — взял меня за руки, поцеловал и сказал, что я очень хорошая дочка. Но ведь это не так, Бертрам!

— Ну ладно, не бери себе в голову, — посоветовал Арабелле ее менее эмоциональный брат. — Через день-два он сам все забудет. Главное, что его подавленности пришел конец.

— Да, конечно! Но что было за завтраком! Еще хуже! Он опять стал говорить о моем отъезде, о том, что меня ждет беззаботная, веселая жизнь. И вдруг сказал, что я должна присылать домой длинные, подробные письма, потому что ему, оказывается, будет очень интересно знать, как идут мои дела.

Бертрам взглянул на нее с нескрываемым ужасом.

— Да не может этого быть!

— Может! И все так по-доброму. Только глаза ужасно грустные. Ты знаешь, я была готова отказаться вообще от всего.

— Господи! Это и не удивительно.

— А потом… ужас! Будто я и без этого мало настрадалась… — всхлипывая пролепетала Арабелла и стала судорожно искать свой носовой платок. — А потом он сказал, что мне, наверное, хочется иметь к своему наряду какое-нибудь симпатичное украшение, а у него есть булавка с жемчугом, которую он носил в молодости… Так вот, он собирается сделать из нее кольцо для меня.

То, что сказала Арабелла, казалось настолько неправдоподобным, что у Бертрама от удивления отвисла челюсть. Придя в себя, он сказал решительно:

— Нет! Я сегодня вообще вниз спускаться не буду. Иначе он увидит меня и станет обвинять сам себя за мое разгильдяйство. А потом еще начнет добиваться для меня воинского чина.

— А я уверена, что это означает конец моим планам… — тихо проговорила Арабелла.

Папа продолжал пребывать в благодушии, а Арабелла впала в такое уныние, что ее поездка оказалась на грани срыва. Спасением, как всегда, стала мама, которой удалось поднять настроение дочери. Однажды утром она позвала ее в свою комнату и сказала с улыбкой:

— Я хочу кое-что показать тебе, любовь моя. Думаю, тебе понравится.

На мамином туалетном столике стояла открытая шкатулка. Арабелла невольно зажмурилась, увидев сияние бриллиантов, и только охнула.

— Это подарок моего отца, — тихо вздохнув, сказала миссис Таллант. — Конечно, я давно не носила это — не было случая. Да и не очень-то к лицу такие украшения жене священника. Но я сохранила все и хочу теперь, чтобы ты взяла их с собой в Лондон. И еще я спросила папу, можно ли отдать тебе бабушкино жемчужное ожерелье. Он согласился. Ему никогда не нравились блестящие камни, вот жемчуг, на его взгляд, довольно скромный и как раз подойдет тебе. И все-таки, если леди Бридлингтон возьмет тебя на бал при дворе — а я уверена, возьмет — бриллианты будут просто незаменимы. Посмотри, здесь украшение для волос, брошь и браслет! Совсем не вызывающе — чего папа так не любит! — но камни настоящие.