Арабо-израильские войны. 1956,1967. Дневник Синайской компании. Танки Таммуза

— Хаим, вылезайте из этого Т-55 и быстрее в свой танк, мы выступаем, — приказал полковник Шмуэль. Майор Хаим пересел в командирский «Паттон», и группа отправилась на поиски врага.

В 17.00 после проведенной им рекогносцировки полковник Шмуэль приказал майору Хаиму выводить «Паттоны» медленно и аккуратно, чтобы не поднимать высоких столбов пыли. Затем двумя колоннами танки устремились на застигнутого близ дороги на Исмаилию врага, пытавшегося удрать в Египет. Это были силы, по численности равные целой бригаде. «Паттоны» уничтожили около дюжины танков и столько же бронетранспортеров[114]. Уцелевшие разъехались во все стороны.

Спустилась ночь, и полковник Шмуэль начал отводить свои «Пат-тоны» с поля боя. Обратно они шли медленно. Израильтяне не понесли потерь, но два «Паттона» сломались, и их пришлось взять на буксир — у танкистов имелись строгие инструкции никогда не бросать технику.

Тем временем натиск египтян на бригаду «М» значительно усилился, и генералу Талю понадобились танки Шмуэля. Стало известно, что на данной территории действуют египетские коммандос, и во все израильские части дивизии пришел приказ готовиться к отражению ночных рейдов. Группа управления генерала Таля нашла тихую «заводь» в расположении батальона Б-10. Здесь, впервые с тех пор, как началась война, генерал Таль встретил майора Шамая Каплана, которого сначала не узнал, потому что тот сбрил бороду. Генерал тепло пожал ему руку и сразу понял, что причинил боль Шамаю, обе руки которого были забинтованы. После гибели майора Эли Глобуса Шамай являлся также заместителем комбата, а, поскольку не хотел расставаться со своей ротой, служил в двух качествах.

— Что нового, Шамай? — спросил комдив.

— Все как будто хорошо, господин генерал, — ответил Шамай.

— Приютите меня на ночь?

— Половина всего, что у меня есть, — в вашем распоряжении, — сказал Шамай.

— А кому же принадлежит другая половина?

— Роте, генерал.

— Не хотите сосредоточиться на одном деле, быть заместителем комбата?

— Что скажут мои люди, господин генерал? Что я бросил их в середине войны?

— Как Нава?

— Она должна родить со дня на день. Возможно, уже родила. Таль попросил, чтобы его связали с полковником Шмуэлем,

все еще не вернувшимся из Млеца. Генерала беспокоило, как бы на дивизию не обрушились с юга и с запада все силы контратаки врага, прорывающегося из ловушки, в которую загнали его израильтяне.

— Шамир. Это Тирах. В чем причина задержки? Прием.

— Тирах. Это Шамир. У меня сломались два «Паттона», и я тащу их на буксире. Прием.

— Шамир. Это Тирах. Когда вы доберетесь до Б-10? Прием.

— Тирах. Это Шамир. Не раньше 06.00.

Слишком долго. Комдив не хотел, чтобы полковник Шмуэль с его «Паттонами», у которых кончалось топливо, задерживались на подконтрольной врагу территории. Он также рассчитывал на то, что танки полковника помогут ослабить натиск противника на бригаду «М». Генерал немедленно отдал приказ приготовить колонну полугусеничных бронемашин с горючим для «Паттонов» Шмуэля, но, по его подсчетам, даже топливо не обеспечило бы быстрейшего их прибытия. Не оставалось ничего другого, как приказать бросить поврежденные «Паттоны».

— Шамир. Это Тирах. Оставьте оба «Паттона» и двигайтесь как можно быстрее. Прием.

— Тирах. Это Шамир. Я постараюсь и с «Паттонами» прибыть быстро. Прием.

— Шамир. Это Тирах. Оставьте два «Паттона» и будьте здесь как можно скорее. Прием.

— Тирах. Это Шамир. Я буду быстро. Прием.

— Шамир. Это Тирах. Я приказываю вам бросить танки. Прием. — И вдруг до генерала дошла причина упрямства полковника. В соответствии с правилами бронетанковых войск, танки надлежало оставлять под охраной экипажа, и полковник Шмуэль полагал, что генерал приказывал ему оставить «Паттоны» с экипажами на территории, занятой врагом, среди частей которого находились и коммандос. Полковник считал подобный поступок равносильным принесению людей в жертву — их убьют, едва они заснут. А они заснут, в этом сомневаться не приходилось, поскольку они крайне измотаны за четверо суток дня непрерывных боев. — Шамир. Это Тирах. Без экипажей, без экипажей. Прием.

Вздох облегчения полковника Шмуэля был слышен по рации.

— Тирах. Это Шамир. Отлично. Прием.

— Шамир. Это Тирах. Вы с ума сошли? Вы что, думали, я приказывал оставить танки с экипажами? Прием.

Некоторое время ответа не было, только невнятные шорохи, как если бы полковник Шмуэль бормотал: «Господин генерал, на войне все возможно. И все — безумие», но чуть позже голос комбрига все-таки прозвучал:

— Тирах. Это Шамир. Понял вас. Оставляю танки. Прием.

— Шамир. Это Тирах. Быстро сюда. Конец связи. Полковник Шмуэль оставил танки и помчался в штаб бригады

«D», куда прибыл в 02.00. Комбриг и его люди устали и проголодались, но, придя на полевую кухню, он увидел, что часть приготовленной для его отряда еды съедена прибывшими раньше. Увидев, что горячего супа не хватит на всех, полковник Шмуэль впал в ярость и свалил котел, разлив суп.