Арабская авантюра

– Во имя Неба, дружище! – возопил Грим. – Ты ввергнешь целый мир в новую войну? Ты понимаешь, что будет означать, если французы убьют или схватят тебя? Нет мусульманина из всех их миллионов в Азии, который не поклянется мстить Западу, и ты это знаешь! Прямой потомок Мухаммеда, первый истинный правитель мусульман после Саладдина…

– Союзникам следовало бы подумать об этом, прежде чем нарушать обещания, – сказал Фейсал.

– Забудь о них, – огрызнулся Грим. – К черту союзников! Слово за тобой! Будущее цивилизации в эту минуту у тебя в руках! Неужели не ясно: потерпев поражение, ты станешь мучеником, и весь исламский мир поднимется, чтобы отомстить за тебя?

– Иншалла, – отозвался Фейсал, кивнув.

– А если тебе отринуть гордыню и изобразить бегство – просто чтобы получить передышку? Азия несколько месяцев будет пребывать в недоумении, но никто ничего не предпримет, пока не станет ясно, что твой поступок достоин мудреца, и что ты придумал другой, лучший план.

– Я не гордец, я горжусь лишь своим народом, – ответил Фейсал. – И не допущу, чтобы гордость влияла на политику. Но об этом слишком поздно говорить.

– Что лучше? – спросил Грим. – Мученик, при одном имени которого начинается война, или воплощенная воля к миру с маленьким темным пятнышком на репутации?

– Боюсь, забыл о гостеприимстве, – внезапно спохватился Фейсал. – Простите меня. Обед уже ждет вас, тем более с вами дама… Какой позор.

Он поднялся и повел нас в соседнюю комнату. Разговор был закончен.

Это был обычный обед в обычной столовой. Фейсал сидел во главе стола и болтал о пустяках с Мэйбл и Хададом. Время от времени с бурными интерлюдиями выступал Джереми. Но даже его байки о неведомой Аравии не помогали. На сердце у нас с Гримом было тяжело, и за все время трапезы мы не произнесли ни слова. Я испытывал нечто подобное, когда экспедиция терпит неудачу. Надо возвращаться домой, ничего не добившись, и вы не чувствуете ничего, кроме унылой пустоты. Но Грим снова что-то задумал: он сидел с отсутствующим видом, а в глазах тлели огоньки. Он был похож на человека, который почти готов совершить убийство.

Лицо Нарайяна Сингха все это время являло собой дивное зрелище. Он был восхищен и исполнен гордости – не каждый день случается обедать с королем, дивился своей карме, благодаря которой рядовому-сипаю довелось стать свидетелем столь важных и тайных разговоров, огорчен неудачей, постигшей Грима, и был намерен не допустить, чтобы кто-то заметил эти чувства. Пару раз он пытался заговорить со мной. Но я был не в настроении болтать и походил на угрюмого старого гризли.

Как только обед закончился, Фейсал извинился, сообщив, что должен присутствовать на совещании, и ушел, а мы все вернулись в гостиную, где Грим сел на прежнее место, а мы уселись в ряд перед ним. Он снова был на коне, полон энергии и полностью владел собой.

– Чуете, чем дело пахнет? – спросил он. – Вы отдаете себе отчет, что случится, если Фейсал бросится в бой и погибнет?

Мы прекрасно это понимали… или думали, что понимали. Мало кто из посвятивших жизнь изучению проблемы Ислама во всех ее тонкостях смог бы постичь происходящее до конца. Грим в числе этого меньшинства. У Мэйбл сложилась определенная точка зрения, которой Грим смог воспользоваться – впрочем, эта точка зрения могла быть абсолютно любой.

– Этот человек слишком хорош, чтобы дать ему погибнуть! – пылко воскликнула она. – И к тому же слишком хорош собой… Полагаешь, если бы полковник Лоуренс действительно оказался здесь…

– Полминуты, – сказал Грим, – и я к этому подойду. Как насчет тебя, Хадад? На что ты готов, чтобы спасти Фейсала от разгрома?

– На многое, – осторожно ответил тот. – Каковы твои намерения?

– Прежде всего – появиться на автомобиле Фейсала на передовой с двумя людьми: один должен быть похож на полковника Лоуренса, другой – на Фейсала, и заставить французов погнаться за этой машиной. Тем временем Фейсал сбежит на другой.

– Уаллахи! Но если Фейсал не сбежит?

– Ему помогут. Слышали когда-нибудь, как услужили Наполеону при Ватерлоо? Схватили под уздцы его коня и ускакали с ним.

– Хочешь сказать, что мне снова придется играть Лоуренса? – спросила Мэйбл, побледнев, как покойница.

Грим кивнул.

– А кого назначаем на роль Фейсала? – поинтересовался Джереми.

– Тебя. Ты единственный актер в нашей банде. К тому же вы почти одного роста и сложены почти одинаково…

– Да я похож на него, как кенгуру на страуса! – рассмеялся Джереми. – Не городи чушь, Джим. Что ты пил?

– Как насчет тебя, Рэмсден? Ты готов идти до конца?

Джереми, глядя на меня, покачал головой. Полагаю, на миг ему показалось, что Грим лишился рассудка. Но он съел с Джимми куда меньше мешков соли, чем я, и имел более слабое представление о способности Грима не просто мечтать, но превратить мечту в цель, удержать ее и воплотить.

– Я готов, – проговорил я.