«Вскоре мы будем такими же бедняками, как эти черные негры Бэмби», — скептически думает она, вспоминая растущее из года в год количество бездомных и нищих на улицах Триполи. На какие еще бессмысленные вещи пойдут нефтедоллары, которые могли бы так замечательно обустроить страну? В карманы лидера, членов его семьи и всех его придурков? На подарки в знак примирения для богатых стран Европы и Америки? Как воду, что в руках не удержать. Малика в силу возраста и приобретенного опыта уже не так заинтересована в возвращении Муаммара, как в молодости. Если бы тогда кто-нибудь вслух повторил ей то, о чем она сама думает сейчас, то, чтобы защитить честь своего вождя, она могла бы даже убить. Но она стареет, и ее сердце смягчается…
Малика вздыхает и берет первую стопку запыленных, выгоревших документов.
— Это правда, что служащие твоего посольства замешаны в краже более чем ста тысяч долларов, которые бедные ганские муравьишки, нелегально работая в Ливии, отдавали на сохранение в ваше консульство? — Малика вникла в темные дела о краже в посольстве и, памятуя о возмущении Анума, решила ему позвонить. — Проще всего обвинить во всем ливийцев, да?
— Мне тоже приятно тебя слышать, коллега, — спокойно отвечает ее собеседник. — Извини, что меня тогда так понесло, голова была забита мыслями о лагерях интернированных. Эта кража — какая-то большая афера, покрытая глубокой тайной. Тогда еще охраняли посольства Бенина и Мали, где был убит охранник. Нашего вместо этого заключили в тюрьму. А там он признался, что не имел понятия ни о каких депозитах, а если б и знал, то не смог бы справиться с этим делом. Что может сделать один сторож? Его, конечно, именно так и следовало назвать, ведь у него не было ни оружия, ни мобильного телефона, ни подготовки. А что один человек может сделать против организованной группы? Парнишка радовался, как ребенок, что его не убили. Конечно, как только его выпустили, он первым же самолетом вылетел в Гану.
— Но ты ведь знал обо всем? Денежки-то были депонированы в консульском отделе, разве не так?
— Конечно, так. Но если сейчас я занимаю высокое положение в министерстве, то разве это не говорит, что я не замешан в этой краже? И мои документы, и документы моей семьи были проверены самым тщательным образом. Кроме того, неужели ты думаешь, что я на такое способен? Обобрать бедняков, которые, как обычно, работали нелегально и зарабатывали сущие копейки? Ведь в месяц они зарабатывали максимум двести долларов, и иногда из этой суммы им удавалось отложить сто пятьдесят. Как они жили, и представить себе не могу. Это были не те, кто хотел эмигрировать в Европу, а обычные неквалифицированные рабочие и селяне, помогавшие своим семьям, умирающим от голода в африканском буше. Они откладывали деньги, пока в Ливии не начались чистки и расистские акции, во время которых у бедняг отбирали все до копейки. Посольство казалось островком безопасности, но как выяснилось, что до поры до времени.
— А им давали какие-то расписки, составляли протоколы приема наличности? — настаивала Малика.
— Да, и за моих коллег я могу поручиться, хотя сейчас уже никому на сто процентов не верю. Наверняка она давали квитанции, мы же раз в месяц делали проверку и считали комиссионные деньги. Может быть, кто-то брал процент, но чтобы просто так, из рук в руки принимать доллары — это невозможно. Не верь сплетням! Расчетные листы для безопасности хранились в сейфе. Во время кражи он был полностью вычищен, так что сейчас нам можно приписать что угодно.
— Так кто же это сделал? Почему полиция за столько лет не напала на след преступников? Есть в этом всем что-то… ну очень левое, Анум.
— Если б знать! — вздыхает ее собеседник. — Одна из загадок двадцать первого века.
— А мне что делать, по-твоему, с этими петициями? Выбросить в корзину?
— У тебя нет каких-либо наметок, которые ты получила перед приездом?
— Два свидетеля и заявления нескольких человек из вашего посольства по поводу данного преступления, да еще оригиналы документов, составленных в твоем отделе министерства. Именно это и порождает коррупцию, черт возьми! — Малику возмущает непрофессиональное решение проблемы.
— У тебя есть другое предложение? Как надумаешь, позвони. До скорого, — отвечает Анум и кладет трубку.
— Но почему мы должны еще и платить за это? Ничего не понимаю! — Малика вздыхает, чешет в раздумье затылок и открывает первую папку.
Анум был прав, говоря, что дело о краже ста тысяч долларов — это приятное чтиво на досуге по сравнению со взрывом расизма в Ливии, историями интернирования, описаниями деятельности ливийской полиции или тюремных служб в местах отчуждения. Малика не может поверить, что такие вещи еще происходят в современном мире. После изучения нескольких реляций она всем сердцем перешла на сторону пострадавших. Ей очень стыдно, ведь она помнит себя в сентябре двухтысячного года, когда верила каждому слову пропаганды и сама охотно гнала бы черных по Триполи, стегая плетьми и бросая в грузовики, увозящие нарушителей спокойствия подальше от законопослушных обывателей Ливии.