Арабская дочь

Марыся быстро вспоминает все, что рассказывал ей Хамид о своей матери. Это немного, и девушка не знает, о чем говорит бабка. Но догадывается уже, где она находится. Сориентировалась, что новоиспеченный супруг повез ее в свадебное путешествие в поместье мятежников «Аль-Хаути», о которых столько трубят в газетах. Только что он здесь делает?!

— Захотелось ей науки, захотелось большого мира, так на тебе! Поехала девка в город, в какую-то школу ходила, кто это видел?! А мой старый идиот, — рассерженная бабка прядет нить своего рассказа, — все ей разрешал, всему радовался и еще говорил, что наука — это будущее. И что ей это дало?! Далекой родне в городе наплевать на то, чтобы следить за чьими-то девахами, да и ни у кого времени не было, чтобы за ней на учебу бегать. А те преступники, извращенцы, неверные, — женщина даже плюется от злости, — паршивые американцы нарочно дали эти дурацкие стипендии для наших голубок, чтобы их использовать, опозорить и унизить.

Старуха хватается за остатки волос на голове и с остервенением рвет их, так что клоки летят во все стороны. Через минуту скукоживается, плечи ее опускаются, и она, наклонившись лицом к земле, кладет голову на колени. Марыся замирает от ужаса, ей кажется, что бабка от чрезмерных эмоций вот-вот покинет этот мир.

— «Расплатой для тех, которые стараются распространять разврат по земле, будет только то, что будут они убиты, или распяты, или четвертованы, или изгнаны из страны»[77], — шепчет в экстазе старуха, закатив глаза.

Марыся едва успевает подумать, что цитата из Корана наверняка относится к другой эпохе, событиям и ситуации, как возгласы и выстрелы заставляют ее резко вскочить. Она хочет выбежать из дома, но как вкопанная остается стоять в стороне, у одной из замшелых стен, и прячется за каким-то анемичным кустом.

— Да здравствует Абдул Малик![78] Смерть Израилю! Хотим имамат! Прочь Али Абдуллу Салеха![79]

Большая группа мужчин, размахивающих джамбиями, карабинами и мечами, стоит в центре площадки и скандирует лозунги мятежников. Среди них Марыся видит своего мужа. Когда волна аффекта ослабевает — наверное, у мужчин разболелись глотки от крика, — они делятся на группки и становятся подальше, бурно споря и энергично жестикулируя. Девушке уже приходилось видеть после пятничной молитвы в мечети раздраженных правоверных. Здесь происходило то же самое: экстремистский имам подстрекал бедных, необразованных людей к страшным поступкам.

— Тебя поздравляет дядя Усама, сын, — слышит Марыся громкий голос, доносящийся из группы, к которой примкнул ее муж. — Радуется, что идешь дорогой правды.

— Во имя Аллаха, ja hadzdz, — отвечает Хамид, а у девушки от этих слов мурашки бегут по спине. — Постараемся действовать сообща с «Аль-Каидой», чтобы отсечь щупальца американской гнили. В единстве — сила!

— В Аллахе сила, парень, только Аллах может привести нас к победе.

— Выгоним отсюда неверных и покажем этим глупым саудовцам, которые дают себя обворовывать ковбоям, как это делается.

Другой молодой йеменец бросает очередной известный лозунг:

— Уже недолго семья лжемонархов будет радоваться своему богатству и притеснять бедных правоверных мусульман!

— С каждым разом нас все больше прибывает из проклятого королевства.

Мужчина в саудовском длинном белом платье, приглушая голос, склоняется к группе собравшихся:

— Есть план, но узнают его только избранные, а назначенный джихадист[80] его выполнит.

Усама указывает на наиболее забитых людей, так как операция эта — что-то вроде двух башен.

В собрании воцаряется тишина, а мужчины с благоговением смотрят на говорящего.

— Хамид бен Ладен, иди за мной.

Остаток разговора и наставлений Марыся уже не слышит, но того, что до нее дошло, было чересчур. Когда она села в машину, то боялась даже громко вздохнуть, чтобы это не спровоцировало сход лавины. Всю обратную дорогу она не перемолвилась с Хамидом ни словом, они ни разу не останавливались и не переодевались. Молодые люди в молчании вышли у подъезда дома в Сане. Уставившись в землю, каждый пошел в своем направлении.

Следующие два дня Марыся спит с бабушкой, боясь приблизиться к мужу. Старая ливийка только раз спросила, что случилось, и, не дождавшись ответа, решила молча наблюдать за происходящим. Девушка не может найти себе места, в голове у нее пустота. Перед ее внутренним взором все время мелькают образ неистовой бабки Хамида, поместье Аль-Джавай и его безумные мужчины. Зачем Хамид втянул ее во все это? Неужели супружество — это лишь хорошее прикрытие для переворота и террористической деятельности?

Муж находит ее в саду лежащей на бамбуковой софе с закрытой книгой в руках.

— Не хотел втягивать тебя в это дерьмо, — говорит Хамид, словно читает ее мысли. — Во время нашего путешествия, в Марибе, был короткий телефонный разговор, и я не мог отказать.

Марыся молчит, глядя перед собой, а Хамид присаживается на один из садовых стульев.