Арабская литература

2. Со второй половины IV/X в. тем не менее трудно проводить грань между общей и провинциальной историей. Отныне основным видом исторического сочинения являются современные анналы, часто предваряемые кратким обзором всеобщей истории. В этих анналах интерес и осведомленность автора не остаются больше «всеобщими»; каждый из них ограничен пределами области, в которой он живет, и редко бывает в состоянии заниматься событиями, происходящими в других, более отдаленных местностях. Остается открытым вопрос, было ли это сужение рамок исторического изложения отражением в области духовной жизни потери мусульманским миром своего политического единства. Более важным для нас является то, что фиксация политической истории переходит в основном в руки чиновников и придворных. Это изменение сразу же отразилось на форме, содержании и духе сочинений. Для опытных писцов и секретарей составить хронику текущих событий было делом нетрудным и привычным. Источниками, откуда они черпали свои сведения, были официальные документы, личные связи с чиновными и придворными кругами, а также ходившие среди них сплетни; поэтому внешне иснад сво-{132}дился к краткому указанию на источник, а позднейшие компиляторы часто обходились и без него. Однако их изложение неизбежно отражало предубеждения, и односторонние взгляды — социальные, политические и религиозные — того класса, к которому они принадлежали. Старая теологическая концепция, в свое время определившая широкий кругозор историографии, была отброшена, и анналистика обнаруживала тенденцию все больше и больше сосредоточивать свое внимание на деятельности правителей и жизни двора. С другой стороны, сведения, приводимые в этих секретарских сочинениях о внешнеполитических событиях своего времени, в целом достоверны при всех недостатках каждого отдельного автора. Современные анналы Ибн Мискавайха (ум. в 421/1030 г.) или Хилала ас-Саби’ (ум. в 448/1056 г.) отражают утвердившееся требование строгой точности и относительную свободу от политических предубеждений; общепризнанность этих норм доказывают сохранившиеся части историй Египта и Андалусии, написанных ‛Убайдаллахом ибн Ахмадом ал-Мусаббйхи (ум. в 420/1029 г.) и Ибн Хаййаном ал-Куртуби (ум. в 469/1076-77 г.), если ограничиться лишь наиболее выдающимися именами.

Секуляризация историографии имела и другое серьезное последствие. Вместо прежних теологических доводов в ее защиту историки теперь указывают на моральную ценность занятий ею: историография увековечивает память о добродетельных и дурных деяниях и делает их примером для назидания будущим поколениям. Этот довод оказался приемлемым для толпы моралистов и дилетантов: если историография была лишь ветвью этики, а не наукой, то им не нужно проявлять щепетильности, приспосабливая так называемые исторические примеры к своим целям. Книги по адабу и «княжие зерцала», наполненные подобными извращениями, во многом способствовали порче общественного вкуса и мнения, и даже сами историки и хронисты не всегда могли уберечься от этой заразы.

3. В связи с этим здесь можно упомянуть о многочисленных исторических подделках, пущенных в обращение в течение этого периода или немного позже. Как и упомянутые труды Сайфа ибн ‛Умара, большая часть этих фальсификаций не сплошная выдумка, а содержит зерно подлинной традиции, перемежающейся-{133} обычно с определенными политическими или религиозными целями — со всевозможными народными преданиями, романтическими легендами, узкопартийным или пропагандистским материалом.