Арабская петля

— Днем раньше, днем позже, — пожал плечами Стасер. — Ведь если я этого твоего законника шлепну, на такой крючок попаду, что уже не соскочить будет. Либо блатные найдут и на ремни порежут, либо ты штатным киллером работать заставишь, а там рано или поздно либо удавишь по-тихому, либо менты возьмут. Так что мне все одно, куда ни кинь всюду клин.

— Ну вот видишь, сам понимаешь, что ни выхода, ни выбора у тебя, собственно говоря нет. Но, если будешь сотрудничать, появляется какая, никакая надежда, а так вообще ничего не светит. Ты же умный парень, так что я думаю, перспективу правильно оценить сможешь.

* * *

Темный с давно разбитыми лампочками и покрытыми рыжими космами паутины окнами подъезд был загажен до последней крайности. Окаменевшие и совсем свежие бычки, пустые бутылки, использованные презервативы, разноцветные обертки от них и импортных шоколадок, пустые сигаретные пачки и просто бумажки устилали его бугристым неравномерным ковром, от чего ощущение запустения и захламленности еще увеличивалось. Пахло соответственно кошачьей и человечьей мочой, поскольку на кодовый замок, здешние обитатели так и не разорились, в подъезд время от времени забегали не слишком культурные граждане, которым вдруг приспичило справить малую нужду. Впрочем, на такие мелочи, как грязь и неприятный запах Стасер внимания не обращал, давно уже приучил себя, не отвлекаться на подобные пустяки при выполнении задачи. А сейчас он был на задаче, пусть не точно такой же, как в недавнем армейском прошлом, но, тем не менее, тоже рискованной и связанной со стрельбой и смертью. Он пришел сюда, чтобы убить человека. Точно так же как раньше, только раньше его готовили убивать противника взводами и ротами, а теперь он перешел на штучную работу под индивидуальный, а не государственный заказ, но сама работа от этого проще не становилась. Пожалуй, даже сложнее.

Стасер опустил руку в глубокий карман плаща и дотронулся кончиками пальцев до холодной стали пистолета, в который раз мысленно попросив у оружия прощения. Для пистолета предстоящая работа должна была стать последней. У киллеров свои законы и свои отношения с оружием. „Брось ствол ментам, без него уходить легче!“ Для боевого офицера в плоть и кровь впитавшего уважение и любовь к оружию, что являлось единственной гарантией победы над врагом, да и вообще выживания, такой подход казался неприемлемым, да что там, просто чудовищным, но между тем был единственно верным. „Ты уж прости меня, Макарыч. Так вот неправильно все вышло“, — шепнул Стасер, еще раз нежно погладив такую удобную, такую привычную рукоятку.

Сквозь разбитое оконное стекло с улицы долетел скрип тормозов. Быстро глянув в окно, Стасер хищно ухмыльнулся, клиент прибыл точно по расписанию. Не зря, ох не зря, потратил он целых две недели на наблюдение и кропотливое изучение распорядка дня Тунгуса. Тот оказался на редкость пунктуальным господином и имел более-менее четкий график жизнедеятельности, устоявшиеся пристрастия и привычки, а соответственно четко набитые маршруты движения и места посещения. Сегодня Стасер ждал его в одной из таких точек. В этом вонючем подъезде вместе с престарелой бабушкой проживала некая Вероника Киселева, восемнадцатилетняя студентка, и, одновременно, любовница Тунгуса. Тунгус, согласно воровским традициям семьи не имел, но к женщинам испытывал довольно сильную тягу, особенно к молоденьким, только вошедшим в сок и тело. Любовниц он менял часто, особо к ним не привязываясь, но был щедр, порядочен в меру своих понятий, а потому в желающих ублажить богатенького папика недостатка не ощущалась. Очередной ублажительницей за скромный гонорар в виде дорогих шмоток и украшений стала Вероника. Стасер ее видел несколько раз, ничего оказалась телочка, вполне модельных пропорций. Тунгус посещал ее трижды в неделю, как по расписанию: понедельник, среда, пятница. Сегодня была среда, значит, визит должен был состояться с пятнадцати ноль-ноль, до шестнадцати тридцати. В это время девушка железно должна была быть дома и в одиночестве, независимо от любых обстоятельств всей своей остальной жизни. Девушек, что под какими-либо предлогами нарушали раз оговоренное расписание, Тунгус безжалостно лишал благосклонности. Ну и сам, соответственно старался быть по-джентельменски точным.