Арабская сага

Она глубоко задумывается и продолжает: «Ты всегда был для меня дорогим другом, любимым братом и заботливым опекуном, а некогда и любовником. Но это уже в далеком прошлом. Не знаю, что изменило наши отношения, – наверняка в этом есть моя вина, ведь всегда виноваты оба. Сложившаяся ситуация меня не устраивает, я не могу ее дольше терпеть. Ты избегаешь не только меня, но также мою дочь, которая считает тебя отцом. Я не позволю ранить ребенка, поэтому нужно покончить с этой гротескной ситуацией. Я убеждена, что как только ты прочитаешь это письмо, то вздохнешь с облегчением: выглядит это так, как будто ты не знаешь, как разорвать со мной отношения. Знаю, что ты наверняка устроишь себе счастливую жизнь: ты красивый и добрый мужчина. Со мной ничего хорошего у тебя не получится: чересчур много недомолвок, сожалений. Желаю тебе, Карим, всего хорошего, пусть Бог тебя благословит. Марыся».

Женщина читает письмо еще несколько раз, но не исправляет в нем ни буквы. «Нечего ни прибавить, ни убавить», – думает она, прячет лист в конверт и кладет на лэптоп в кабинете Карима. Чтобы быть уверенной в том, что письмо найдет адресата, она высылает письмо: «Карим, я уезжаю из Саудовской Аравии. Направляюсь разыскивать Дарью, которая впуталась в опасные дела. Прошу тебя отнестись с пониманием. Дома я оставила тебе письмо. С уважением. Мириам».

Подъезжая на машине к дому на Муджама Нахил, она вспоминает, что забыла о самом важном. Марыся быстро открывает фейсбук и коротко информирует Карима: «Бумаги на развод подпишу в любое время. Дай знать, когда будут готовы».

Надя неуверенно входит в дом Хамида. Она очень стесняется и боится. Не так, как в первый раз, когда чувствовала себя свободно, как дома. Она понимает, что что-то в ее жизни изменится, и переживает, к лучшему ли эти перемены. Для нее это место новое, у нее остались только несколько смутных воспоминаний, которые неизвестно откуда возникают в ее голове.

– Твоя комната наверху, – подает ей руку Хамид, желая проводить малышку наверх.

– Наверное, я знаю где, – отвечает девочка и, минуя его, мчится по лестнице.

Она подходит к нужной двери, открывает ее и не может поверить своим глазам. Она помнит большую куклу с огромными глазами, которые кажутся страшными, тянется за Барби в саудовской абае и с черной завесой на голове, за плюшевым мишкой, у которого нет одной лапки, наконец садится на кровать и выжидающе смотрит на своих родителей, которые как вкопанные стоят в дверном проеме.

– Я уже жила здесь когда-то? – снова задает она вопрос, который задавала матери пару месяцев назад.

– Да, любимая. Поговорим об этом за ужином.

Марыся отворачивается, потому что не может совладать со слезами, безудержно текущими из ее глаз.

– Это невозможно, Мириам… – слышит она шепот бывшего мужа. – Она не может помнить. Она была двухлетним карапузом, когда ее похитили, а потом уже никогда сюда не возвращалась.

– Я тоже храню в сердце воспоминания, – отвечает Марыся. – Моя мама не хотела верить, что я помню квартиру моей бабушки в Польше, потому что мне было тогда полтора года. Я приехала туда спустя годы и уверено рассказывала о событиях, о которых никто и словом при мне не обмолвился.

– Что ж, вы особенные, – говорит Хамид – нельзя дискутировать о неоспоримых фактах.

– А вот и твоя спальня.

Он показывает Марысе гостиную, потому что никому из них и в голову бы не пришло, что они вот так сразу вернутся в свое гнездышко, которое Марыся покинула вечность назад и которое позже занимала Зайнаб.

– Увидимся за ужином через полчаса.

Надя сидит за столом тихо как мышка и смотрит перед собой отсутствующим взглядом. Родители знают, что должны наконец рассказать девочке правду. Как она это примет, как отреагирует, что будет к ним чувствовать и что думать, они не знают, но не хотят мешкать. Они не могут бесконечно ее обманывать, потому что очень ее любят и считают умной, не по возрасту развитой девочкой. Но это известие может полностью нарушить психику шестилетнего ребенка. Мир маленькой Нади перевернулся вверх ногами.

– Вкусная шаурма? – спрашивает Хамид, желая нарушить гнетущую тишину. – Ты любишь ее?

– Конечно! – оживает Надя. – Адиль тоже. Всегда после игры в веселом городке мама кормила нас такой едой. Мы не любим гамбургеры и пиццу, потому что это плохая еда.

Она говорит серьезно, а мужчине хочется смеяться от этих слов.

– Ты заказал ее в ресторане? Действительно прекрасная, – подключается Марыся, взяв очередной кусок любимого мяса.

– Я купил домашний мини-тостер, чтобы всегда было свежее и поджаренное так, как мне нравится.

– Прекрасная идея!

– Я здесь когда-то жила? – повторяет Надя вопрос, как мантру.

– Да, любимая.

Марыся откладывает столовый прибор. Ее голос дрожит:

– Сразу после того, как ты родилась, мы привезли тебя сюда из больницы.

– Почему сюда? Разве я родилась не в Польше или Джакарте?

– Тогда мы жили здесь.

– В этом доме?

– Да.

– С дядей Хамидом?

– Да.

– Он мой настоящий отец? – задает малышка главный вопрос, который уже некоторое время будоражит ее детскую головку и сердце.

– Да, Хамид – твой папа. Ты носила фамилию бен Ладен.