Арабская стенка

Дядя Гриша Лютиков со временем стал председателем общественного контроля над торговлей, дядя Ваня Горшков стал его бессменным заместителем. Эти двое взяли на себя промтовары и поставили целью справедливое распределение дефицита. Они знали досконально, сколько поступило в город, скажем, зубных щеток или прищепок для белья, и организовывали торговлю этими товарами в киосках на заводах, чтобы занятые люди, рабочие в первую очередь, могли прикупить кое-что не отходя далеко от станка или доменной печи. Поскольку нашу торговлю систематически сотрясают большие и малые катаклизмы, а легкая промышленность производит товары широкого потребления с одышкой, хлопот у наших стариков с годами не убавляется и, похоже, не убавится в обозримом будущем. Тюль, с которого дядя Гриша начинал свою карьеру, теперь не в ходу, зато крупным планом на повестке, например, дамские сапожки, отошли в небытие, отдалились, мужские боты «прощай, молодость», зато нарасхват замшевые штиблеты иностранного производства, а также легкие свитеры «водолазки». Старики наши жизненные свои вехи привыкли размечать не по календарю, как прочие смертные, а кедами, носками, упомянутыми уже зубными щетками и прищепками для белья, губной помадой, мылом, как туалетным, так и хозяйственным, хрустальными люстрами, кожаными перчатками, женским трикотажем. Этот список можно продолжать бесконечно. У дяди Вани, надо отметить, феноменальная память, он умеет перечень товаров связывать с конкретными датами по годам, месяцам и дням. Он, например, с долей определенности может ответить на вопрос, когда вошли в моду женские следы, когда склады начали затовариваться обувью местной фабрики. Обувь эта (в ней даже хоронить стыдно) была, подобно нашествию крыс, нежелательна и нежданна. Он и во сне мог ответить, сколько квадратных метров мы имеем немецкого линолеума на складах и рулонов моющихся обоев. Горпромторг выхлопотал дяде Ване телефон на дом, чтобы получать разнообразнейшую справку, не заглядывая в накладные. Горпромторг взялся даже телефон оплачивать, но дядя Ваня на такую корысть не пошел из принципа.

В разные моменты к дяде Ване и дяде Грише подсоединяли активистов для более широкого контроля и надзора за торговлей, однако, новички, как правило, выбывали из рядов органов контроля, подточенные дьявольским искусом: доступ к дефициту расшатывал и железные характеры. Дядя Гриша тогда в очередной раз спрашивал дядю Ваню:

— Этот зарвался?

— Определенно зарвался, он, видишь ли, бросает густую тень на нашу фирму.

— Теней нам не надо!

Решение было окончательным и обжалованию не подлежало. Вмешательство даже самых высоких инстанций не смущало наших стариков, для них истина была единственным критерием, который стоит брать во внимание. Если дядю Гришу когда и обманывали, спекулируя его беспримерной добротой, то дядю Ваню обмануть нельзя, потому как он желчен и весьма проницателен по складу натуры. Не стану здесь останавливаться на всем хорошем и нужном, что совершили деды на общественной ниве, простой перечень недюжинных дел занял бы слишком много места, упомяну лишь о магазине «Богатырь», открытом совсем недавно на одной из центральных улиц города. Мечта дяди Гриши сбылась: во-первых, он теперь заимел возможность сдавать в тот магазин шляпы (заметим, безвозмездно!), присылаемые от имени министра, во-вторых, люди нестандартной выкройки могли хоть отчасти найти на прилавке пиджак по плечам или рыбацкие резиновые сапоги сорок шестого размера, если повезет, с одного захода, не затрачивая на поиски месяцы, годы или целую жизнь. Дяде Гришке было поручено разрезать ленточку при церемонии открытия и сказать речь. Ленточку он разрезал сноровисто, а вот приготовленная дома речь замялась. Дядя Гриша лишь триумфально, как учили его в цирке, поднял сомкнутые руки над головой и сказал:

— Вперед, граждане богатыри!

Фотография дяди Гриши появилась в газете, из-за его спины выглядывал дядя Ваня. Инспектор рыбоохраны не попал на этот раз даже под зыбкую графу «и другие», но печаль его по этому поводу была мимолетной и не глубокой; жизнь нас учит терпению и стойкости, она учит не брать близко к сердцу удары судьбы.

Аким Бублик явился домой в половине пятого вечера, он не хотел бы встретить жену Шурочку, но встретил. Шурочка была уже в халате, расписанном яркими цветами, и была похожа на огромных размеров игрушку, изготовленную артелью местпрома. Цветы на халате были великолепны и пронзительны. Шурочка пила чай на кухне и ела бутерброды. Настроение у нее было ничего себе. Бублик повалился в кресло с таким видом, будто только что участвовал в кавалерийской атаке косой лавиной и поэскадронно. Он боялся, что сию же минуту ушлая Шурочка начнет докапываться до арабской стенки, узнает правду и тогда никому в этом доме и за его стенами несдобровать, но расплата пока отодвигалась, потому что мысли Шурочки витали в далекой дали. «Сейчас что-нибудь расскажет, — подумал Бублик с облегчением. — Опять историю на хвосте принесла!»

— Селезневу Машку помнишь?