Читаем Арабские скакуны полностью

- Я тебе говорила - не глуши! Говорила? -Галочка Владимировна сжала кулак, кулаком въехала водиле по скуле, а тот только вжал голову в плечи: машина не хотела заводиться!

Метатель шарика - мне были видны только худые ноги в джинсах, - сбежал с крыльца, просунул руку в салон, схватил Галочку Владимировну за волосы, приложил её лбом о приборную доску. И ещё раз! И ещё!

- Галка! Блядь! Тебя предупреждали? - каждый приклад метатель сопровождал вопросом-восклицанием. - Ты послушалась? Послушалась, сука?

Я приоткрыл дверцу, начал выползать из машины - это буянила Катька, волосы её были размётаны по плечам, пена летела с губ, глаза сверкали, не мог же я оставаться в стороне, - но тут "Волга" завелась, водила воткнул передачу, рванул с места, ботинок слетел с ноги, дверца больно ударила меня по груди, а Катька, схватившись за стойку, запрыгала рядом с машиной.

- Закрой ворота! Ворота! - орала Катька человеку с черным лицом, который почему-то подобострастно, сдернув ушанку, кланялся нам навстречу. Закрой!

Тут Катька споткнулась, несколько метров её протащило по гравию, потом она откатилась в заросли бурьяна, но сразу поднялась на ноги, словно мастер бега с препятствиями, ловко поднимая колени, побежала за нами.

- Галка! Ничего вам не получить! - продолжала орать Катька. - Хрен вашему институту, не для ваших железок деньги! Говно! Убью!

Перед самыми воротами водила притормозил, и Катька почти догнала машину: её джинсы были разодраны, болоньевая куртка была продрана на локтях, лицо исцарапано, вид она имела страшный, рот её раздирался в истошном крике, волосы стояли дыбом, в них торчали стебли бурьяна.

- Вылезай! - кричала она мне, Катьке удалось даже дотянуться до багажника, она хлопнула по нему ладонью, оставив на пыльной поверхности следы своих пальцев. - Вылезай! Не езжай с ними! Они обманут! - она споткнулась, упала, на этот раз не поднялась, а мы выехали на 2-ю Пролетарскую, и Галочка Владимировна посмотрела на меня: её лицо было в крови, разбита бровь, нос, губы, кровь окрасила неровно наложенную пудру, смешалась с размазанной помадой, уложенные в тщательную прическу волосы вздыбились.

- На чем мы остановились? - спросила Галочка Владимировна. - А, ну да, ну да! Я спрашивала - как вы будете фильтровать? Да, как вы будете фильтровать? Каким образом?

Я достал носовой платок и протянул ей.

- Чистый, - сказал я. - Возьмите...

По щекам Галочки Владимировны потекли слёзы, она отвернулась, достала зеркальце, а я, глядя в окно, заметил, что мы очень быстро выехали на улицу между однотипных пятиэтажных домов, повернули налево, повернули направо и подъехали к воротам больницы.

- А почему его тело лежит в больничном морге? - спросил я. - Ведь он умер не в больнице. Его ведь убили. Он должен лежать в морге судебно-медицинском...

- В Кокшайске такого нет, - буднично сказал водила. - У нас всех везут в больничный. Там всем места хватает!

Ворота открылись, и мы поехали по территории больницы. Это был настоящий город, огромные корпуса, службы, аллеи, клумбы, крашенные серебряной краской статуи - мать с ребенком на руках, рабочий с отбойным молотком, ученый с колбой, солдат с трехлинейкой. Нам навстречу шла женщина в наброшенной поверх белого халата телогрейке, тапочки без задников, высокие шерстяные носки, в руках - штатив со множеством заткнутых ватными тампонами пробирок, наполовину заполненных темно-красной, почти черной кровью.

- Это моя сестра, - вхлипывая сказала Галочка Владимировна. - Младшая, она лаборантка...

Водитель затормозил, младшая сестра Галочки Владимировны наклонилась к окну, охнула, всплеснула руками, выронила штатив, пробирки разбились, снизу вверх полетели кровяные брызги.

- Что? - закричала младшая - сестры были совсем друг на друга не похожи, - открыла дверцу, начала ощупывать лицо Галочки Владимировны. - Что случилось?

- Из-за него, - Галочка Владимировна чуть кивнула назад, и лаборантка через ее плечо с негодованием посмотрела на меня.

- Здрасте!

Я не ответил: впереди было узнаваемое здание морга, двухэтажное, приземистое, с невысоким забором вокруг, у ведущей к моргу калитки стояли люди, трое мужчин и женщина, они смотрели на машину, Иосиф Акбарович и Ванька, Ващинский и опирающаяся на его руку Анна Сергеевна. Чуть от них в стороне маялись Дарья Судоркина и её съемочная группа, ещё дальше, из беседки, за подъехавшей машиной наблюдали двое, оба в черном и в черных очках, мужчина и женщина. Все они курили и зябко поеживались, видимо, уже давно они здесь дожидались, давно.

- Ну-ка, давай, езжай туда, - я толкнул водилу в загривок, - к ним...

Водитель отпустил сцепление и чуть не оторвал голову сестре-лаборантке, но она, проявив ловкость и силу, выхватила Галочку Владимировну из машины, и ко всей честной компании подъехал только я один, под аккомпанемент хлопающей передней дверцы.

Водила резко затормозил, я выскочил из машины, припадая на необутую ногу, сделал несколько шагов. Холодный какой асфальт в этом Кокшайске, просто ужас, какой холодный!

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза