Анна Сергеевна замолчала и молчала, пока мы не приехали к дому, где Маша и ее Реджи снимали квартиру. Напротив подъезда стояла серая "Волга", в ней сидели гэбэшники: Рэджи представлял для "конторы" несомненный интерес, он встречался с какими-то деятелями Хельсинской группы, он занимался не только физикой высоких энергий, но и историей революционного движения, и снимаемые им квартиры вечно наполняли идейные марксисты, утверждавшие, что в СССР от истоков ушли слишком далеко, что к истокам пора вернуться. Анна Сергеевна определила гэбэшников сразу.
- Попадешь к этим, - сказала она, - и сразу все расскажешь! И от Машки отречешься, и от мамы родной!
Я сказал, что, мол, не знаю, как от её дочери, но вот от мамы отречься не могу ввиду отсутствия таковой.
- Так ты еще и сирота?! - она взглянула на меня с интересом.
- Сирота, - кивнул я. - Меня воспитывала бабушка. Отец служил на Северном флоте, у него там была другая семья. Мать умерла, когда мне было полтора года...
- Романтично-то как! - Анна Сергеевна сунула таксисту деньги. - Ты по-аккуратней с моими чемоданами, сиротинушка. Там много ценных вещей...
И вот теперь, а именно - завтра Анна Сергеевна летела с нами, то есть - мы летели с нею в Кокшайск! Ого-го!
- Послушай! - сказал я Ивану. - Ведь я должен лететь с Ващинским, к тому же мои америкосы вроде бы берут меня с собой и теперь еще Анна Сергеевна...
Но Иван спал. И во сне храпел. Тут в мастерскую вернулся Иосиф Акбарович, уселся напротив, закурил и налил себе и мне.
- Ты слышал про Анну Сергеевну? - спросил я.
Иосиф покраснел и кивнул. "Вот сейчас окажется, что у нее был роман и с Акбаровичем, что этот сатир с нею спал", - подумал я, а Иосиф покраснел еще сильнее, поднял рюмку и сказал:
- Выпьем, дружище! Я совершенно не виноват, совершенно! Она приехала в Баку, а я тогда заехал к своему бакинскому дяде, заехал вместе с нахичеванским, нахичеванский ее увидел, влюбился по уши, и тут такое началось! Это было задолго до Машкиного отъезда, задолго...
- Ты хочешь сказать, что познакомился с Анной Сергеевной раньше меня?
- Конечно, раньше, но позже Ващинского, который познакомился с нею через своего отца, которому Аннушка помогла получить заказ на монумент защитникам Ладоги. Там этих монументов!.. И позже Ивана!
- А этот-то как?!
- А он, сачок, поехал якобы поступать в Ленинград в Военно-морское училище связи, представляешь - из пустыни, погранец, в морское училище! Это только Иван мог так все придумать! А она, Анна Сергеевна, была тогда женой начальника училища, и вот Иван...
Все! С меня было довольно! Это было выше моих сил! Я поднялся так резко, что чуть не опрокинул стол на Иосифа Акбаровича. Бутылка упала, рюмки упали, Иван не проснулся.
- Ты что? - Иосиф вытаращился на меня. - Что с тобой, дружище?
- Я еду домой! - сказал я. - Завтра мы встретимся в аэропорту. Если не встретимся там, встретимся на месте. В Кокшайске. Если не встретимся там, встретимся...
- В раю! - встрепенулся Иван. - Что, Иосиф, у нашего борзописца новый приступ откровений?
- Не трогай его! - крикнул Иосиф. - Он хороший, он единственный, кто...
Но узнать, кто я и почему единственный, мне не довелось - меня просто-таки выбросило из Ванькиной мастерской, я сбежал по ступеням крыльца, выскочил из подворотни в переулок. Была ночь, кромешная темнота, ни одного фонаря, только где-то в вышине располагались маленькие звезды, желтые и яркие, словно кто-то острой иглой пронзил бархат неба и стала видна подложка из сусального золота, подсвеченного сильным фонарем. В больших серых домах, за плотными шторами окон чувствовался уютный вечерний свет. "Куда? - подумал я. - Налево? Направо?" и налетел на стоявшего в подворотне человека. Он был очень высок и крепок. Мне показалось, что лбом я попал ему в солнечное сплетение.
- Извините! - сказал я.
- На пару слов! - сказал человек и взял меня за руку: это была железная хватка.
- В чем дело?! - попытался я возмутиться, но человек приподнял меня и понес, понес к стоявшему возле подворотни длинному лимузину, на котором при нашем приближении зажглись габаритные огни, который ослепил меня светом фар. Мягко щелкнула дверца, легким нажимом большой ладони человек заставил меня пригнуть голову и впихнул в чрево машины. Дверца закрылась за мной.
- Ну? - узнал я голос сидевшего на заднем сиденье, в самом углу Ашота. - Кто там его грохнул? Рассказывай все!
- Ашотик! Я их ждал на ужин, стол был заказан, бабок было заплачено... - вякнул Кушнир.
- В самом деле! Мы с этим канадцем, помню, в прошлый его приезд пили, говорили, дела делали, а тут на тебе... - удивился рядом с Ашотом Шариф Махмутович.
- Помолчите вы, оба! - Ашот был в шляпе, из-под шляпы выглядывал Ашотов нос, под носом тускло поблескивал золотой зуб: он то ли улыбался, то ли скалился, мой василиск. - Что теперь делать будем? Сергей завтра приедет, что ему скажем? Счет ему из ресторана покажем, с твоими друзьями, художниками ебанутыми, познакомим? Там же серьезно все, конкретно серьезно. Нас всех не завтра, так послезавтра начнут таскать на допросы, начнут...