В начале XX столетия, говорится в аналитических записках МИД Российской империи, когда «Императорское правительство признало необходимым начать новую политику в Персидском заливе — политику дела», особую актуальность для Санкт-Петербурга приобрел вопрос о свободном доступе России к морским коммуникациям в том районе мира (81). Персидский залив, отмечается в специальном исследовании российских специалистов, посвященном разработке перспективной программы военно-морской деятельности Российской империи, «уже и ныне является важным торговым путем, значение которого со временем, весьма вероятно, удесятерится. Вполне естественно, что для русской торговли доступ к этому пути мирового значения представляется делом весьма важным» (82).
Из документов Архива внешней политики Российской империи видно, что для успешного осуществления этих целей русские дипломаты считали необходимым «прямое дипломатическое присутствие» России в Южной Аравии, «скажем, в Ходейде». Получение своевременной и правдивой информации о положении дел на морских торговых путях у побережья Южной Аравии, не говоря уже о защите там коммерческих интересов русского купечества, подчеркивается в донесениях российских дипломатов, без «дипломатического поста» в данном крае «едва ли возможно». Управляющий консульством России в Джидде Дмитриев, например, высказывался в том плане, что такую работу могло бы выполнять консульское учреждение в Ходей- де. Именно оттуда, писал он, дипломаты внимательно следили бы за тем, что происходит в Адене, «региональном центре морских перевозок». Располагаясь в Ходейде, «вдали от пристального внимания англичан, всячески и повсюду мешающих работе российских дипломатов», консул в Ходейде, по мнению Дмитриева, «мог бы добывать, и без всякого труда», сведения, нужные для торговых и морских интересов России в зоне Персидского залива. И поставлять их, что важно, — своевременно.
Следовало иметь в виду и то, докладывал Дмитриев, что проживавшие в Ходейде «купцы из числа русскоподданных бухарцев (150 чел.)» и экипажи пароходов Добровольного флота и Русского общества пароходства и торговли, регулярно посещавшие Ходейду, имели «постоянную надобность в русском консульском представителе». Ведь совершавшиеся в Ходейде «различного рода акты по торговым сделкам» пересылались «для перевода» в Джидду, что было сопряжено с «большой потерей времени». И это, не говоря уже о «необходимости выдачи разного рода свидетельств русскоподданным, которые постоянно проживали в Ходейде» (83)
В конце 20-х — начале 30-х годов XX столетия (начиная с 1928 г.) пароходы Совторгфлота, принимавшие участие в перевозке паломников-мусульман, доставляли в Джидду и пилигримов-йеменцев из Ходейды. В 1930 г., по данным, представленным в работе Е. Вейта «Аравия», через Ходейду прошло «до 70 % импорта и 80 % экспорта Йемена». Ежегодно порт Ходейду посещало тогда «до 200 пароходов иностранных компаний, главным образом английских». Торговля была «в руках евреев». В городе ходили австрийские
В то время когда Москва вплотную занималась вопросом «революционного разогрева трудящихся масс Востока» (работа велась по линии ГПУ), Ходейде принадлежало заметное место в соответствующей деятельности резидентов ГПУ в Аравии и на Ближнем Востоке в целом. Задачи «восточной политики» партии большевиков применительно к Арабскому Востоку, сориентированные на «развязывание национальных сил арабов», определяли и цели резидентов ГПУ. В русле такой политики одна из ключевых установок резидентов ГПУ в Ходейде состояла в том, чтобы не просто «ослабить и пошатнуть», а кардинальным образом изменить позиции на Ближнем Востоке двух ведущих в то время «антагонистов Москвы» — Англии и Франции (84). Йемен вообще и Ходейда в частности рассматривались в те годы Москвой в качестве ключевого «опорного пункта» для такого рода деятельности ГПУ в Аравии и Абиссинии. Агенты ГПУ, как можно заключить из воспоминаний бежавшего из Советской России известного разведчика-чекиста Г. С. Агабекова, были нацелены на то, чтобы подкупить влиятельных вождей племен и даже попытаться завербовать их. И в случае войны с Англией задействовать в целях «дезорганизации военного тыла Великобритании», а именно: для создания различного рода трудностей в работе принадлежащих ей нефтяных промыслов в Аравии, Месопотамии и Персии.