Аракчеев

Что же до государственных дел, то они после войны с Наполеоном звали Александра к себе как никогда ранее. Поход в Европу многих заставил помыслить о необходимости коренных перемен в политической и экономической организации русского общества. Сравнение западноевропейских порядков с российскими во многих дворянских умах высекло искру если не революционных, то реформистских настроений. И почему у Александра не могло появиться таких настроений?

Вопреки распространенному мнению, Александр не оставил по окончании войны с Наполеоном мыслей об общественных преобразованиях. Разговоры Его Величества с сановниками — опытными государственными деятелями, поручения многим из них разработать тот или иной реформаторский проект выдавали в нем желание осуществить то, что было задумано им еще в молодости. Два главных намерения видны в деятельности Александра в рассматриваемое время: это, во-первых, намерение дать России конституцию и, во-вторых, — если не освободить крестьян окончательно от крепостной зависимости, то, во всяком случае, начать их освобождение.

Видный сановник того времени, человек, государственный ум которого высоко ценили его современники, граф П. Д. Киселев вспоминал впоследствии о беседе, состоявшейся между ним и Александром в Зимнем дворце 4 мая 1816 года. «Обстоятельства до нынешнего времени не позволили заняться внутренними делами, как было бы желательно, — сказал государь, — но теперь мы занимаемся новою организациею. Смерть императрицы не позволила ей азиатские обычаи и многое в правлении, по желанию ее, переменить. Мы должны теперь идти ровными шагами с Европою; в последнее время она столько просветилась, что, по нынешнему положению нашему, оставаться назади мы уже не можем». Александр, правда, заявлял при этом, что «всего сделать вдруг нельзя», что «Россия может многое, но на все надо время», и очень жаловался на отсутствие настоящих помощников себе в деле преобразования страны. «Я знаю, — говорил он Киселеву, — что в управлении большая часть людей должна быть переменена, и ты справедлив, что зло происходит как от высших, так и от дурного выбора низших чиновников, но где их взять? Я и 52-х губернаторов выбрать не могу, а надо тысячи».

В 1818 году Александр поручил составить проекты освобождения крестьян графу Аракчееву и адмиралу Н. С. Мордвинову, немного позднее такое же поручение было дано министру финансов графу Гурьеву.

В том же году — 15 марта — российский император произнес речь на открытии польского сейма, в которой заявил полякам в присутствии многих русских сановников, «что законно-свободные учреждения», которые он даровал Польше, являются «непрестанно» предметом его помышлений, что их «спасительное влияние» он надеется «с помощью Божией распространить на все страны», вверенные его попечению, что поляки подали ему средство явить своему отечеству то, что он уже с давних лет ему приуготовляет и «чем оно воспользуется, когда начала столь важного дела достигнут надлежащей зрелости».

И действительно, с мая 1818 года в Варшаве под руководством H. H. Новосильцева начались работы по подготовке конституции для России. В числе людей, осуществлявших сии работы, был и князь П. А. Вяземский. 22 июля 1818 года Петр Андреевич просил письмом находившегося в Петербурге А. И. Тургенева выслать к нему в Варшаву отпечатанные проекты Сперанского: «Он был большой ковач слов, а я теперь словами промышляю».

Летом, а затем повторно в октябре 1819 года Александр уже знакомился с предварительным вариантом конституционного проекта, вводившего в России федеративное устройство и представительное правление. В ноябре же 1819 года Его Величество начал, по всей видимости, вводить в России первые элементы конституционного строя в том виде, в каком замыслил его устроить. Он объединил Тульскую, Орловскую, Воронежскую, Тамбовскую и Рязанскую губернии в единую административную территорию и поставил во главе ее генерал-губернатора. На эту должность был назначен А. Д. Балашов.

К осени 1820 года конституционный проект был закончен. Назывался он «Государственная уставная грамота Российской империи». Документу этому выпало навсегда остаться лишь проектом — Александр не решился ввести его в действие, как не осмелился осуществить и многие другие замышлявшиеся им коренные реформы. И в сей нерешительности, несмелости — одна из тех главных тайн, что унес с собой в могилу этот император, недаром прозванный П. А. Вяземским «сфинксом, неразгаданным до гроба».