Аракчеев

Сами по себе наказания, которые граф раздавал своим подчиненным, были сравнительно мягкими. Но лились они нескончаемым потоком. На офицеров, служивших в военных поселениях, Аракчеев извергал целые потоки выговоров, замечаний, штрафов и при этом беспрестанно угрожал провинившимся еще более серьезными карами. По этой причине офицеры пребывали в постоянном напряжении и страхе. Аракчеевские наезды в военные поселения, как правило, неожиданные, воспринимались поселянами как некое стихийное бедствие, хотя граф никого не бил, не лишал жизни и должности, а только ходил по территории, по улицам, по домам и указывал на недостатки да бранил нерадивых и неумелых.

Спасения от острого графского взора и ядовитых слов не было никому и нигде. Въедливый начальник доставал офицеров и чиновников своим жалом даже в их квартирах. За малейшую обнаруженную там нечистоту хозяин, иногда и не один, а вместе с хозяйкой, получал от него выговор.

Особенно тщательно следил граф за порядком в госпиталях. Он самолично устанавливал нормы питания больных и обеспечения их лекарствами, правила внутреннего распорядка, поведения лечащихся и лекарей. Он определял даже расположение мебели в палатах и наименование предметов, которые должны были лежать на столах в больничных канцеляриях в любое время: линейка, прибор с чернильницей и песочницей, на нем карандаш, резина, перочинный нож и два пера, обязательно без опушки — таковыми писал сам граф. Плохо приходилось тому, кто нарушал установленные им порядки. Раз один из фельдшеров оставил на казенной чернильнице свое перо с опушкою, и в этот самый момент нагрянул в госпиталь Аракчеев. Увидав перо, он немедленно начал следствие, допытываясь, кто же допустил сей «ужасный беспорядок», «кому принадлежит это перо, как и зачем оно здесь, когда неоднократно подтверждалось, что перья должны быть по известному образцу». Все, сколь-нибудь причастные к данному беспорядку на канцелярском столе, получили от графа выговоры и замечания, непосредственному же виновнику назначено было пять розг.

Но худа без добра, как известно, не бывает. Тяжелой была служба под началом Аракчеева. Но те, кто проходил данное испытание, легко и весело служили при всяком другом начальнике. «Страшно вспомнить времена аракчеевские, — признавался в своих записках А. Я. Стороженко, — но если впоследствии мне казалось все легким по службе, это было по сравнению тяжких трудов и испытаний, перенесенных мною под его начальством. Как непомерная строгость, так и послабление едва ли не равно портят дело; первая, однако ж, производит деловых людей, а последняя трутней, кои бывают терпимы одним, приучившим их к лени начальником, и негодными для другого. Правила служебного воспитания видны в человеке на всяком занимаемом им месте, и если свыкшийся с строгим порядком не озлоблен несправедливостями или по свойству своего характера, или по великодушию, то он всегда останется нужным и полезным во всяком положении; служившие же при невнимательных начальниках сами не будут знать, к чему они способны, хотя бы и много лет слышали похвалы его своим способностям. Истинная вера в мнение проистекает только из порядка строгого и вместе с тем снисходительно соблюдаемого высшим начальником, умеющим избирать людей и следить за их занятиями. Такой начальник, можно сказать, дарит правительству полезных чиновников».

***

Принципы, которым Аракчеев следовал при управлении военными поселениями, применялись им и в управлении собственным имением. И здесь он решительно брал на себя роль благодетеля. В 1817 году в одном из писем к императору Александру Аракчеев подчеркивал: «В моем понятии помещик, или владелец, обязан по праву человечества наблюдать два главных правила: 1) Не мыслить о своем обогащении, а более всего заботиться о благосостоянии крестьян, вверенных Богом и правительством его попечению; 2) Доходы, с них получаемые и составляемые всегда ценою их пота и крови, обращать главнейше на улучшение их же положения». В одном же из писем к государю, датируемом 1824 годом, граф возвышенно заявлял, что Грузинская вотчина доставляет ему «несказанное удовольствие заниматься благосостоянием крестьян», вверенных его попечению.

И в самом деле, Аракчеев проявлял особую заботу о материальном обеспечении жизни крестьян. Он устроил для них немало полезного в своем имении. Так, в июне 1820 года благодаря его энергии в Грузине был открыт Мирской банк для оказания помощи крестьянам. Алексей Андреевич самолично составил его устав — «Положение о заемном банке для крестьян Грузинской вотчины» — и внес 10 тысяч рублей ассигнациями в основной его капитал. Банк этот и устав его, составленный Аракчеевым, будут долго существовать после смерти графа. «Грузинская волость и теперь с благодарностью вспоминает графа Аракчеева за открытие Мирского банка, и это доброе дело примиряет крестьян с прежним пережитым горем, которое иногда невольно пробуждается в памяти» — так напишет в 1875 году в журнале «Древняя и новая Россия» Н. Отто.