Аракчеев: Свидетельства современников

Вскоре предложили мне опять вступить в горную службу с увеличением содержания. Дело по моему определению зависело от И. А. Кованько, старого моего знакомого, бывшего начальника отделения в горном департаменте[588]. Я представляю ему выданный мне из военных поселений аттестат.

— Эзоп Эзопович (так он обращался к лицам, коротко ему знакомым)! Да тебя нельзя принять ни в какую службу!

— Вы шутите, И[ван] А[фанасьевич]: разве в аттестате написано, что я замешан в декабрьских происшествиях?

— Хуже, Эзоп Эзопович, хуже — ты служил у Аракчеева в поселениях, а Канкрин, его создание, ни за что не примет тебя в нашу службу!

— Помилуйте, И[ван] А[фанасьевич], разве я кабальный Аракчеева[589]?

— Вот и угадал! Теперь поди же в сенатскую лавку и спроси таи указ такого-то года…

Указ говорил, что служащий в поселениях может выйти в отставку только по болезни, а если выздоровеет и пожелает вступить в службу, то исключительно в поселениях!.. Теперь я понял, что Аракчеев и Клейнмихель хорошо знали, что я вынужденным найдусь просить у них, как милости, оставить меня на службе в поселениях. Нет, я лучше пойду в десятники к какому-нибудь подрядчику, а не унижусь до этого! Однако ж надобно было на что-нибудь решиться. Ничего не придумав, я решился написать в Новгород Я. П. Красовскому, что «в аттестате, которым меня удостоил почтеннейший генерал (Эйлер), сказано, что я служил в военных поселениях и поэтому меня не принимают ни в какую коронную службу. Бога ради, снимите с меня это позорное пятно!»

По присланному свидетельству, в котором сказано было, что я находился в военных поселениях только для испытания моих способностей и, по собственному желанию, уволен, я был опять принят в горную службу.

В это время приезжал ко мне несколько раз полковник, служивший в штабе военных поселений, посоветоваться со мной насчет места для постройки в Перми отделения для кантонистов. Разговаривая с полковником о своих делах, я проговорился, что намерен подать прошение Государю Императору, если мне не выдадут жалованья из 4000 рублей. Не знаю, передано ли это было кому следует или случилось само собою, но вскоре меня пригласили в штаб. Войдя в приемную, Клейнмихель прямо обратился ко мне лисой:

— Что это вас не видать?

Я сослался на праздники и на то, что приискивал себе место.

— Все же, однако ж, надо было показаться: ведь не от хлеба ходят, ко хлебу. Позвать ко мне генерала Воронова! — приказал он курьеру. Через минуту генерал Воронов предстал с руками по швам. — Сделайте расчет с господином Свиязевым.

Признаюсь, я немало был удивлен тем, что генерал продиктовал мне, что из 4000 рублей следует мне получить за 4 месяца столько-то рублей!..

Таким образом кончились все мои исключительные сношения с военными поселениями, где я видел страшный сон наяву, от которого проснулся только по милости Божией, но проснулся с потерею осьми месяцев действительной службы…

И. В. Шервуд [590] [Исповедь]

Меня привезли прямо в Грузино 12 июля, где я ночевал на буере, на реке Волхове (должен сознаться, что мне очень неприятно было, что меня привезли к графу Аракчееву, помимо которого я писал к Государю Императору, и боялся, что не увижу Его Величества). На другой день, 13-го числа, я был позван к графу Алексею Андреевичу Аракчееву, он меня встретил на крыльце своего дома, и когда я его приветствовал обычным «Здравия желаю, ваше сиятельство», граф, осмотрев меня с ног до головы, подозвал к себе, взял меня под левую руку и повел чрез залу, прямо в противоположную сторону, в сад, и пошел со мной по средней дороге, приказав мальчику отойти дальше. Я внутренно приготовился к всякого рода вопросам и дал себе слово ничего не говорить, а употребить все силы видеться с Государем Императором.

Граф: Скажи ты мне, братец, кто ты такой?

Я: Унтер-офицер 3-го Украинского уланского полка, ваше сиятельство.

Граф (с нетерпением): Я это, братец, знаю лучше тебя, скажи ты мне, какой ты нации?

Я: Англичанин, ваше сиятельство.

Граф: Есть у тебя отец и мать, и где они находятся?

Я: Есть, ваше сиятельство, живут в Москве.

Граф: Есть у тебя братья и сестры?

Я: Три брата и одна сестра.

Граф; Чем они занимаются?

Я: Механикой, ваше сиятельство.

Граф: Где ты родился?

Я: В Кенте, близ Лондона.

Граф: Каких лет ты приехал в Россию?

Я: Двух лет, ваше сиятельство, вместе с родителями, в 1800 году отец мой был выписан в Россию блаженной памяти покойным Императором Павлом Петровичем как механик и первый основал суконные фабрики в России с машинами.

Граф: Знаешь ли ты языки, кроме русского?

Я: Знаю французский, немецкий и английский.

Граф: О! ты, братец, ученее меня, ну, да ты англичанин, а у нас в русской службе делается так: когда унтер-офицер хочет писать Государю Императору, он должен прийти и передать письмо своему взводному командиру, взводный командир передал бы эскадронному, эскадронный — полевому, тот — бригадному, бригадный — дивизионному, дивизионный — корпусному, корпусный — мне, а я бы и представил Государю Императору.

Я: Ваше сиятельство, смею ли я вам сделать вопрос?

Граф: Говори, братец.