Арахна

— Верно ли, Франц, что коммодор решил искупаться?

— Да, дядюшка…

— В какое время это было?

— В четыре часа.

— В четыре?.. Было очень жарко, не так ли?

— О, да! Очень!

— Все понятно, — сказал доктор, потирая лоб. — В жару монстр не побоялся выйти…

Он пробормотал несколько непонятных слов и обратился к горцам.

— Друзья мои! — воскликнул он. — Я знаю, откуда взялись те скелеты… останки… Они навели ужас на отдыхающих, разрушили вашу жизнь… Это крабовый паук! Он там… сидит в своей паутине… следит за добычей из глубины пещеры… Кто может назвать число его жертв?..

И, полный ярости, он выбежал из дома с криком:

— Хворост! хворост!

Лесорубы беспорядочно выбежали вслед за ним.

Через десять минут две большие телеги, нагруженные хворостом, медленно поднимались на холм. За ними, согнувшись, шагали в темноте лесорубы с тяжелыми топорами на плечах. Мы с опекуном шли впереди, ведя лошадей под уздцы. Печальная луна заливала тусклым светом эту похоронную процессию. Время от времени колеса скрипели, телеги подпрыгивали и тряслись, преодолевая рытвины.

На склоне, близ пещеры, наш кортеж остановился. Зажгли факелы, и толпа двинулась к пещере. Прозрачная вода текла по песку, отражая голубоватый свет факелов; пламя их освещало черные ветви сосен на скале над пещерой.

— Сгружайте здесь! — сказал доктор. — Нужно перекрыть вход в пещеру.

Не без страха люди начали выполнять его приказание. Хворост сбрасывали с телег, несколько подпорок внизу не позволяли течению унести ветки. К полуночи отверстие входа было почти полностью закрыто. Вода с шипением текла по мху, огибая груду хвороста справа и слева. Верхние ветки оставались сухими, и доктор Вебер, схватив факел, поджег хворост.

Яркое пламя, перепрыгивая с ветки на ветку и яростно потрескивая, взвилось к небу. Поднялись густые облака дыма. Вокруг метались и пропадали темные тени, и все вместе представляло собой странную и дикую картину.

Пещера вдыхала и выдыхала черный дым. Лесорубы мрачно и неподвижно ждали, глядя на отверстие, и я, хотя и дрожал от страха с головы до ног, тоже не мог отвести глаза.

Прошло около четверти часа, и доктор Вебер начал уже проявлять нетерпение, когда из темноты появилось черное существо с длинными ногами и кривыми когтями и бросилось к входу в пещеру.

Все закричали.

Паук отпрянул от огня и вернулся в свое логово… затем, как видно, задохнувшись от дыма, вернулся к входу и ринулся в пламя. Его длинная шерсть завилась от жара… Он был громадный, величиной с меня, пурпурно-красный… и походил на бурдюк, раздутый от крови!..

Один из лесорубов, опасаясь, что паук прыгнет через костер, метнул топор и попал так удачно, что кровь на мгновение залила огонь. Но вскоре пламя еще яростней взметнулось вокруг паука и поглотило ужасное насекомое!

Вот я и рассказал вам, господин Франц, о странном происшествии, разрушившем некогда прекрасную репутацию минеральных вод Шпинбронна. Я могу привести доказательства скрупулезной точности этой истории. Но я не в состоянии предложить вам ее объяснение… Однако позвольте заметить, что высокая температура некоторых термальных источников может создать такие же условия существования и развития, что и жаркий климат Африки и Южной Америки, и не будет абсурдным предположить, что насекомые в таких условиях способны достигать колоссальных размеров. Не этой ли чрезвычайной жарой было вызвано невероятное изобилие и разнообразие допотопной фауны?

Как бы то ни было, мой опекун — рассудив, что после подобного события репутация Шпинбронна уже никогда не восстановится — продал дом доктора Хезельносса и вернулся в Америку со своей негритянкой и коллекциями. Меня отправили в пансион в Страсбурге, где я пробыл до 1809 года.

Грандиозные политические потрясения эпохи приковали к себе все внимание Германии и Франции, и появление гигантского паука прошло совершенно незамеченным.

Г. Б. Хольт КРАСНЫЙ ПАУК

Пер. В. Барсукова

Небо на востоке, перебрав все оттенки радуги, сменило цвет с глубокой синевы на холодный серый. Вечерняя тишина легла на землю. В неподвижном и тихом воздухе раздался негромкий напев матери, баюкавшей своего черного ребенка. Подальше от туземного квартала шумели улицы. Но все шумы осязаемого мира были ни к чему в маленькой, быстро темнеющей комнате, где двое приглушенным шепотом вели таинственную беседу.

— Ты говоришь, — сказал один, — что бог в нем еще живет, но никто из людей не видел свидетельств того собственными глазами?

— Это так.

Наступающие сумерки заключили мир в таинственные объятия. Две светящиеся точки все ярче и ярче горели на предмете, на который двое беседовавших поглядывали благоговейно и даже со страхом.

— Бог полон злобы и мстителен, говоришь ты. Поистине, я готов поверить, что ты прав.

— Говорю тебе, я прав. Когда мои старые и высохшие руки и ноги были еще младенческими, я услышал это от своего отца.

— Но разве бог не покинул это земное вместилище много лет тому?

— Как можешь ты видеть и все же спрашивать такое?