Обнаружив в приемной скучающего Бориса, Толик, разумеется, обрадовался, но и смутился слегка, как если бы встретил хорошего человека в не очень подходящем месте. Скажем, в очереди к урологу, где глупо спрашивать приятеля: «Как дела?» Как видишь…
— О, поручик! — улыбнулся Борис. — Как рука? — Он приглашающе похлопал по обивке кожаного диванчика рядом с собой.
— Нормально, — ответил Толик, присаживаясь. Ему импонировала забота друга.
Собственно, с рукой все было в порядке с самого начала. Просто чуть ободрал костяшки, мазанув вместо чьей-то скулы по щербатой стенке дома. Вот если бы бил не для острастки, а на поражение… А так — ничего особенного, пара царапин и содранный кусочек кожи, не будь которых, пожалуй, и не вспомнил бы наутро, как сражались за правое дело, как гнали какие-то тени по темным переулкам, как братались с союзниками у ночного ларька и с недельным опозданием поздравляли продавщицу с женским днем.
— Принес? — осведомился Борис.
— Ага.
— Много получилось?
— Да вот… — Толик достал из пакета расползающуюся пачку листов, поправил, постучав по колену, и передал Борису, а пустой пакет сложил и убрал в карман.
Борис подержал пачку на ладони, как будто умел определять объем рукописи на вес. Оказалось, не объем даже — стоимость!
— Триста баксов, — прикинул он.
— Погоди считать, пусть сначала возьмут.
— Возьмут, не сомневайся. Первый раз у всех берут. Хвалят и просят приносить еще.
— Почему?
— Заманивают, наверное… Потом начинают проявлять избирательность.
— Получается, ты здесь уже не первый раз? — спросил Толик, скрывая разочарование. А он-то, наивный любитель, гордился своей оперативностью! Так пришпорить пегаса, чтобы за четыре дня выдать тридцать без малого листов — шутка ли? Для профессионала, выходит, шутка. Они этих пегасов, небось, шестерками запрягают.
— А ты думал! — усмехнулся Борис, давным-давно исключивший скромность из списка своих недостатков. — Кто рано встает, поручик, тот что?
— Бледный урод, корнет?
— Вот именно!
Стоило помянуть уродов, как наружная дверь скрипнула и приоткрылась ровно настолько, чтобы впустить в приемную большую круглую голову в плоской кепке. То есть на полметра.
— О, вы уже тут? — обрадовался турбореалист П…шкин. — Везде жизнь!
Он прикрыл за собой дверь, посмотрел на занятый диванчик, на пустующий секретарский стол, на пару стульев у стены — и небрежно приземлился сразу на оба. Должно быть, никого не хотел обидеть. П…шкин снял кепку, пару раз обмахнулся и положил на колени, но на лбу, как след от козырька, осталась рельефно выступающая складка, подчеркнутая горизонтальной морщиной в форме упавшего на спину интеграла.
— Тут как тут, — вежливо согласился Борис и демонстративно полуобернулся к Анатолию. — Ну, а по сюжету на что похоже? — Твердый палец постучал по верхнему листу рукописи.
— Ну-у… — замялся Толик.
Вроде бы давно пора привыкнуть, ан нет. Он до сих пор стеснялся обсуждать свои работы с кем бы то ни было, даже с Борисом. Выложить в трех сбивчивых предложениях то, над чем страдал неделю? Наплевать на стиль, на тщательно подобранные сравнения, на интригу — и выдать голый сюжетец, как ощипанную тушку прекрасного павлина? Ну ладно, пусть не прекрасного, но и не мутанта с магнитогорского БВК… Все это слегка коробило Анатолия. Присутствие всегда готового похихикать турбореалиста добавляло ситуации дополнительную пикантность.
— Понятно, — выручил Борис приятеля, которого за это самое «ну-у» часто ругал и про себя называл «нудистом». — Очередная милая сентиментальная чушь? Что-нибудь про зубную пасту «Поморин» и колбасу по три пятьдесят?
— Не про колбасу, — смутился Толик. — Про машинки.
— Ну хоть с ценой я угадал!
Желтозубая улыбка Бориса вызвала у Анатолия злорадную мысль: «Жаль, что во времена ТВОЕЙ молодости не существовало зубной пасты „Поморин"», следом за которой пришло смущение и потребность оправдаться.
— Я же не виноват, что мне нравится возвращаться в прошлое? — В вопросе таилось сомнение. — В детство…
— Тебе бы не помешало хоть изредка возвращаться в настоящее время. В нормальную, взрослую жизнь. Мал ты еще, сынок, чтоб ностальгировать. Так там у тебя только про машинки или?..
— Нет, — с облегчением признал Толик. — Там еще про одного мальчика…
— Девятилетнего?
— Естественно.
Девятилетние мальчики давно стали, если можно так выразиться, фирменным знаком Анатолия. Первые два раза это получилось случайно. Просто для развития сюжета требовался ребенок, он и вставил — мальчика. Оба раза почему-то девятилетнего. Внимательный Борис отловил такой момент и посоветовал культивировать. Даже если какой-нибудь фрейдист-любитель заподозрит в чем таком, предрек он, на популярности это не скажется. Разве что в положительном смысле… Ни в чем «таком» Анатолий себя, конечно, не подозревал, более того, все, что нужно, знал о себе доподлинно, так что мальчики после этого разговора стали появляться в его рассказах с фатальной неизбежностью. Когда естественно, сами собой, а когда и по принуждению, на грани притянутости.
— И что мальчик? — поторопил Борис.