Арахно. В коконе смерти

— Ты в смысле блата? — уточнил Борис. — Лохматая, иначе говоря, лапа?

— Да нет, я в смысле гормонов. У него же руки как у хоббита ноги. Что, правда, не заметил?

— А-а, волосатая… — пренебрежительно повторил Оболенский. — Это что! А вот ты, например, обратил внимание, сколько их у него?

— Чего, рук?

— Да, да, верхних конечностей.

— То есть? — насторожился Толик. — Одна точно на месте. Вторая, вроде, тоже не протез.

— Одна, вторая… А шесть не хочешь? — огорошил вопросом Борис и оживленно заговорил: — Я ведь тоже, если честно, не сразу заметил. Только когда он в сейф за коньяком полез, спиной к столу повернулся, а на столе-то рюмки стояли. Ну, он одну возьми да и зацепи по нечаянности полой пиджака. Рюмка набок-и покатилась, но только докатилась до края, как из-под полы лапа волосатая высунулась, правда мелкая какая-то, рудиментарная, наверное, и — хвать! Тут он, Василий, отчества не помнящий, обернулся посмотреть, не заметил ли кто. В одной руке у него бутылка, в другой мой гонорар, а рюмка-то, получается, за спиной — в третьей? Он ее, конечно, сразу выронил, не пожалел богемского стекла, но смутился весь, лицом опомидорел — в общем, стал Божий Василек краснее мака. Смотрит в глаза — жалобно так, будто просит: «Боренька, не выдавай, а!»

— А ты?

— А я… Кивнул с пониманием. Мне-то что? С руками или без рук, лишь бы оплату не задерживал.

— А почему ты сначала сказал, что рук было шесть? Видел-то только три.

— Так… где три, там и шесть. По индукции.

— Врешь! — убежденно сказал Толик.

— Да нет, концепцию обдумываю. А? Чем не сюжет?

Борис вздохнул и следующие пару кварталов сам себе объяснял чем. Не та, понимаешь, установка. Тут ведь, как у Кашпировского, нужна установка на добро. А какого добра ждать от злобного паукообразного монстра? Никакого!

Одним словом: э-эх…

— Ты, часом, не в ментовскую столовку меня ведешь? — поинтересовался Толик, когда они прошли мимо десятого подряд припаркованного поперек тротуара белого «форда» с голубой полосой.

— Не-ет, — усмехнулся Борис. — Просто там в соседнем доме райотдел.

— Удобно. Если вдруг разбуянимся, далеко не повезут. Утром выпустят, тут же и продолжим.

Когда дошли до вывески, выяснилось, что сомнения Толика насчет названия заведения были не беспочвенны. На самом деле назывался ресторанчик вполне пристойно: «Старая мансарда». Просто, представляя его, Борис, шутки ради или для краткости, укоротил «мансарду» на средний слог.

Зашли. Первым делом Толик оценил антуражик и нашел, что атмосфера старой мансарды передана достоверно. Дубовые столы и облицовка стен. Коварные светильники под потолком в виде ярко освещенных окон, из-за которых посетителям, наверное, должно казаться, что солнце еще высоко и домой можно не торопиться. Какие-то вилы, ухваты и прочая деревенская утварь по углам, глиняные вазочки с букетиками злаковых, плотно увесившие стену подковки, серпы и другие забавные мелочи, без которых еще лет сто назад была немыслима жизнь сельского обывателя.

Мило, хоть в этом не обманул корнет, миленько.

Сели. Официантке за стойкой Борис издалека показал четыре пальца. Та уточнила что-то, сложив из пальцев решетку. Борис отрицательно покачал головой, прокомментировав для Толика:

— Фильтрованное пусть сама пьет.

Когда Алена — если верить бэйджику, на в меру оттопыренном нагрудном кармане — принесла четыре кружки «Пауланера», Боря попросил меню.

— Ибо, как говорится, не пивом единым человек что, поручик?

— Сыт, корнет?

— Фу, поручик! Постеснялся бы при даме… Вы уж его извините, Алена, груб и несдержан по молодости. А нам пока принесите… заказали по мелочи: гренки, два кокота в горшочке и сырные шарики, слишком горячие, чтобы ими жонглировать.

Чокнулись, так что вздрогнули от испуга пенные шапки.

— Первую, как водится, за предел допустимой концентрации? — предложил Борис.

— Лучше сразу за беспредел, — кивнул Анатолий и слизал с губ сладкую пену. Глянув на картонную подставку под кружкой, задумался, как бы увязать этот «Пауланер» с паутиной, пауками и прочим пау-пау… Но вспомнил, что временно на отдыхе, и отогнал подальше ненужные мысли.

Второй тост Толик поднял:

— За наши последние творческие успехи?

— За последние не будем, — возразил Борис. — Лучше, как летчики или моряки, выпьем за крайние.

— Ага, — развеселился быстро охмелевший Анатолий. — Тогда следующий тост будет за последнюю плоть.

— А вот этого не трожь, — строго нахмурился Борис и мимолетно взгрустнул о чем-то своем, фамильном.

Глава пятая. Аля

Давящая мрачность серых стен. Они нависают со всех сторон и сжимают голову словно тиски. Крупные камни, из которых они сложены, грубы и неотесанны. То же самое можно сказать о тех, кто несет здесь свою службу. Она почему-то не сомневалась в этом, хотя до сих пор общалась лично лишь с одним из служителей.