Впрочем, для того, чтобы узнать о себе грустную истину, ему не потребовалось ни камнепадов, ни лавин. Все выяснилось на первом же восхождении. Сначала Тошка уверенно и бодро лез в общей связке, а временами даже обгонял ветеранов. Когда они только сопели, он пытался шутить, страховал Алю, перебираясь вверх и вниз так легко и спокойно, словно двигался по безопасной парадной лестнице с ворохом макулатуры за спиной. Проблемы начались во время привала, когда вся четверка забралась на достаточно широкий и ровный козырек, утомленно вытянулась у его края и свесила головы, оценивая результаты подъема. Тошка тоже взглянул вниз с улыбкой человека, которому природа обязана покоряться всегда и во всем, не может не покориться, куда она денется, не будь он рожденным 29 мая! Увидел ручную змейку далекой реки, и притулившиеся в основании горы домики местных жителей, похожие на спичечные коробки, и их самих, похожих на прямоходящих муравьев, после чего закрыл глаза и потерял сознание. Очнулся уже на спине, ощущая затылком чье-то мягкое колено, а носом-ускользающие нашатырные флюиды. Распахнул глаза, как будто собирался впитать ими всю небесную синь, и спросил:
— Небо? Почему перевернули небо?
— Шок, — авторитетно шепнул один из бородачей.
— Угу, типичный акрофоб, — непонятно согласился другой. — Хорошо, Что он, пока карабкались, ни разу не оглянулся.
— Переверните небо обратно, — миролюбиво попросил Антон и снова уплыл куда-то из реальности. Пару раз он чувствовал у самого носа ватку с щекочущим запахом, но уже не мог заставить себя дрогнуть хотя бы веком.
Случившееся походило на розыгрыш изощренного садиста и не укладывалось в голове. Предугадать, что такое в принципе может произойти, не было ни единого шанса. Выросший в частном доме, получивший образование среди приземистых строений Академгородка, наконец въехавший с молодой женой в отдельную квартиру на первом этаже без балкона, зато с зарешеченными окнами, никогда не летавший самолетами «Аэрофлота», и вообще ни разу в жизни не поднимавшийся выше, чем в кабинке Колеса Обозрения, Антон ни сном ни духом не мог предположить, что у него обнаружится ужасная, до дрожи в коленках и бредовых видений, боязнь высоты.
Мучительный спуск со стометровой отметки, растянувшийся на два с половиной часа, относился к той категории жизненных эпизодов, о которых Аля старалась вспоминать пореже. Когда выдохшиеся и обозленные приятели сгрузили дрожащего и спеленутого, точно младенец, Тошку, у подножия непокорившейся Вороньей Сопки, он слабым голосом попросил:
— Дайте папироску, — хотя до этого не выносил даже запаха табачного дыма.
— На! — Первый бородач выщелкнул из пачки мятую «беломорину».
Тошка неловко взял папиросу, попытался расправить дрожащими пальцами, но только надломил, кое-как собрал половинки воедино, засунул в рот и минуты две мусолил в руках коробок и спичку, пытаясь добыть огонь.
— Только не затягивайся, — усмехаясь одними глазами, посоветовал второй бородач.
Антон затянулся и закашлялся.
Почти всю обратную дорогу он молчал. Только один раз пробормотал, глядя в какую-то точку на откидном столике купе, как будто разговаривал с несвежей скатертью:
— Они могли меня предупредить.
— О чем? — ласково спросил Аля, но Антон, кажется, не услышал и не почувствовал плечом ее успокаивающего прикосновения.
— Они опытнее… Они могли… — упрямо повторил он и крепко сжал в пальцах ни в чем не повинную чайную ложечку.
«Кто здесь не бывал, кто не рисковал,
Тот сам себя не испытал,
Пускай внизу он звезды хватал с небес…» — неслось из вагонов, уносящих новую порцию наивных романтиков в сторону Урала, пока Аля с Антоном траурным маршем ковыляли по перрону ко входу в метро.
Аля прикидывала, на что потратит нечаянно освободившийся конец отпуска, а Антон морщился, как получивший на вступительном экзамене «неуд» абитуриент при виде своих более удачливых товарищей.
А через пару месяцев сменил старенький радиоприемник «Альпинист» на «Свиягу», мотивируя свой поступок тем, что у последнего дизайн лучше, а диапазон шире.