Арахно. В коконе смерти

Шесть лет назад — ради Бога, три года назад — куда ни шло. В конце концов ничего по-настоящему страшного тогда не случилось. Когда у Тошки бывает хорошее настроение, можно даже вспомнить с улыбкой пару забавных эпизодов из тех времен. Но теперь-то ситуация не в пример серьезней. Вот уже полгода как она с каждым днем становится все серьезней и серьезней. Так что же занесло ее в такое опасное время в такое опасное место? Почему она не сказала и слова против, а как послушная собачка поплелась вслед за мужем навстречу подвигам и славе, хотя не обнаруживала в собственной душе и гомеопатической порции восторженности или романтизма в отношении ползания по мрачным сырым катакомбам? Или она опасалась, что в случае отказа ее постигнет участь приемника «Альпинист»? Что ее, уже не такую молодую и, чего греха таить, заметно раздавшуюся в талии, возьмут недрогнувшей рукой, грубо говоря, за шкирку и заменят на какую-нибудь новую модель — с более широким диапазоном и улучшенным дизайном? Как насчет этого? Что же ты молчишь? Только не вздумай снова забираться в свою скорлупу, отвечай уже что-ни…

Что это?

От приступа мучительного и бессмысленного самобичевания Алю отвлек какой-то звук. Призрак звука, слишком тонкий, чтобы различить его человеческим Ухом. Может, от подземной жизни она потихоньку превращается в летучую мышь? Аля поежилась.

Вот! Снова этот звук. Как будто что-то скребет крошечными коготками или попискивает. Или это всего лишь игра воображения? Аля обратилась в слух, ее голова настороженно поворачивалась на напряженной шее из стороны в сторону, как будто надеялась разглядеть что-то в окружающем мраке, хоть какую-нибудь згу. Щелкнуть фонариком она не решалась. Боялась что после щелчка снова ничего не произойдет и тогда она от бессилия и страха сойдет с ума. Свет еще понадобится ей — позже, когда придет время.

А? Звук повторился, теперь уже несомненно. Это где-то над ней, такое ощущение, как будто что-то пытаются тянуть, а оно сопротивляется. Пищит, словно гусеница, которую разрывают на половинки нетерпеливые мальчишечьи пальцы, полагая, что таким образом помогают быстрее явиться на свет спрятанной внутри бабочке. Аля не выдержала, вскинула руку с фонариком в направлении подозрительного звука… и вскрикнула, когда над головой раздалось протяжное «Трррх!» и еще одна липкая нить, должно быть, отвалившись от потолка, упала ей прямо на запястье и обернулась вокруг него скользкой волосатой змеей.

Ужас! Ужас! Аля с гримасой отвращения отбросила от себя нить, — к слову сказать, уже не такую липкую, как предыдущая, — едва не выкинув вместе с ней фонарик. На этом все и закончилось. Аля безмолвно и бездвижно прождала несколько минут, потом еще несколько, но никаких посторонних звуков больше не услышала. Уфф, в самом деле все. Спасибо тебе, Боженька. На этот раз она отделалась на редкость легко.

Странно, ей совсем не хотелось есть. Впервые за последние… она даже не помнила, сколько дней, месяцев или столетий. И навряд ли кусочек сахара и маленький фрагмент ископаемой вафли были тому причиной. Не только они. Аля ощущала свое тело расслабленным и легким, а разум — деятельным и на удивление ясным. «Чтобы сделать человека счастливым, сперва отберите у него все, а потом верните хоть что-нибудь», — любил повторять Тошка. У него была целая коллекция подобных фраз на все случаи жизни. И у него наверняка бы нашлось какое-нибудь объяснение ее теперешнему состоянию. Что-нибудь заумное: эйфория от голода или что-то типа того. О, не сомневайтесь, ее эрудированный муж знает чертову уйму заумных слов! А вот Аля — нет, не знает, ей хватает и простых слов, которые способны понять даже гаврики. Единственным справочником, который она время от времени брала в руки, была Поваренная книга. Поэтому сейчас Але попросту казалось, что организм, долго не получавший питания извне, начал переваривать сам себя. И она серьезно опасалась, что уже не только себя.

Нет уж, пока есть возможность, лучше еще немножечко подкрепиться! Аля нашла на ощупь начатую пачечку вагонного сахара, аккуратно взяла двумя пальцами оставшийся кусочек и отправила в рот. Следующие четверть часа ей было непередаваемо сладко. Когда кусочек растаял во рту, она лизнула обертку с изнанки, чтобы подобрать осыпавшиеся сахарные песчинки. Потом зачем-то разгладила мятую бумажку пальцами и зажала между ладонями.