Турецкий студент что-то закричал. Отец Корнелиус почти не расслышал его слов и даже не попытался их перевести. Хелен стала спорить со студентом, но молодой человек оттолкнул ее в сторону и бросился к Корнелиусу. Священник успел поднять распятие и поцеловать его еще раз, прежде чем студент ударил его по руке. Охваченный странной безмятежностью, Корнелиус повернулся к рассерженному молодому человеку, посмотрел ему прямо в глаза и увидел там скорее страх, чем гнев.
Уокер немедленно схватил студента, вывернул ему руки за спину и быстро вывел из огороженной зоны.
– Черт побери, отпустите его! – потребовала Хелен, устремившись вслед за ними. – Он обозлился из-за христианского обряда. Мы не можем демонстрировать никаких религиозных притязаний на эти останки!
За пределами полиэтиленовых стен смутно угадывались пять человеческих фигур, двигавшихся туда-сюда. Впавший в странное оцепенение отец Корнелиус слушал, как студент требует разговора с мистером Авчи – главным из двух наблюдателей, присланных сюда турецким правительством. Разум священника в этот момент был чист и безмятежен.
– Прекрасно, идите! – ответила Хелен. – Передайте Авчи, что я хочу увидеть его сразу, как только он поговорит с вами.
Студент ушел быстрым шагом.
– Неужели
– Включая вашу группу, – пробормотала Хелен. – А вы находитесь здесь всего лишь двадцать четыре часа.
Отец Корнелиус сдвинул в сторону полиэтиленовый полог и вышел наружу.
– Жаль, что так вышло, но я должен был это сделать. Молитвы – единственный способ очистить пространство вокруг нас. Кем бы вы ни считали это мертвое существо, но, насколько я успел понять, оно было чем-то по-настоящему злым… Естественным или сверхъестественным – совершенно неважно.
– Это важно для меня, – произнесла Каллиопа из-за камеры.
– В любом случае… профессор Маршалл, доктор Уокер, не дайте Мериам избавиться от тела до того, как перевод будет закончен.
Уокер, Уин и Хелен одновременно посмотрели на священника.
Затем Хелен вздохнула.
– Идите и поговорите с Авчи, доктор Уокер. Если он не проявит благоразумия, то, возможно, поможет Зейбекчи. Конфликты нам тут точно не нужны.
Отец Корнелиус вновь взялся за распятие.
– Хотите, я пойду с вами?
Уокер бросил взгляд на Уин, и та покачала головой.
– Не думаю, что это хорошая идея, – сказала Хелен.
Уокер развернулся и поспешил в ту же сторону, куда ушел студент.
– Так, святой отец, – произнесла Уин. – Я помогу вам дойти до палатки. Скорее всего, вы переутомились, но все-таки будет лучше, если вас посмотрит доктор Дайер.
Отец Корнелиус не стал возражать. Он поправил полиэтиленовый полог, ощущая на себе добрые сочувственные взгляды трех женщин, и позволил Уин увести себя прочь. Но даже когда он оставил незаконченную работу за спиной, ему казалось, что рогатое существо по-прежнему следит за ним. Он еще чувствовал его пристальное внимание и темную злобу, таившуюся в залитых тенями пустых глазницах. Отец Корнелиус никогда не верил в физическое существование демонов, но теперь – хоть он и не мог признаться в этом вслух – все изменилось.
Зловещая аура, окружавшая кадавра, отравляла воздух вокруг себя и поражала людей, вдыхавших этот воздух. Отец Корнелиус уже знал правду о нем. И от этой правды руки его дрожали, а на лбу выступал пот.
10
Проведя рукой по волосам, Уокер помассировал висок большим пальцем. С самого утра он испытывал ноющую головную боль, и ничего, что произошло с тех пор, не способствовало ее прекращению. Для сегодняшней враждебности, сквозившей буквально в каждом разговоре, могло быть сколько угодно причин. Большинство людей, собранных в ковчеге, находились внутри безвылазно уже три недели – без тепла и элементарного комфорта, необходимого для глубокого восстановительного сна. Курдские проводники и рабочие бросали друг на друга подозрительные взгляды, было очень заметно, что внутри команды назревал раскол. Бригадир проекта Хакан, казалось, ненавидел всех сразу. И вся эта враждебность родилась до того, как сюда примешались религиозные вопросы.
– Это совершенно невозможно, – втолковывал мистер Авчи Уокеру тоном директора частной школы из 1950-х годов.
Турецкий наблюдатель носил очки с маленькими прямоугольными стеклами и толстую гусеницу седых усов. Пистолет на его бедре, казалось, должен был производить нелепое впечатление, но нет – оружие выглядело органичной частью гардероба. Как часть его самого.