Арбайт. Широкое полотно

— Величие определяется манией величия.

— Я бы назвал великими Беллу Ахмадулину, Алексея Германа-старшего и Юрия Норштейна.

— «Новый русский» — что-то вроде деревенского парня, приехавшего в столицу.

— Думаю, что необходимое (не факт, правда, что достаточное) условие освобождения Ходорковского — из власти должен уйти тот, кто занимает должность премьер-министра, то есть Владимир Путин. В России чуть ли не каждый человек знает, что Ходорковский сидит по личной воле ВП.

— На вкус и цвет товарищей нет, но мне Ходорковский ко всему прочему и чисто эстетически не нравится. Лучше бы Василий Павлович Аксенов прототипом главного героя своего романа «Редкие земли» взял бы Рому Абрамовича, который первые деньги заработал, пригнав в Ухту вагон «Поморина», когда там даже зубного порошка в помине не было. И вообще он финансовый гений, в отличие от получивших свои миллиарды по комсомольским путевкам.

— Рома, видать, не дурак, раз не сидит рядом с Ходорковским.

— Советский Союз выиграл Финскую войну. Он занял несколько десятков километров, и правительство Финляндии формально это признало для сохранения своей независимости. Но меня тошнит, мне физически плохо при мысли об этой кошмарной войне, об этой чудовищной руссобойне, в которой безусловными моральными победителями вышли финны.

— Можно сколько угодно посмеиваться над наивностью толстовской философии. Но я вместе с ним не верю и не понимаю, почему люди не могут просто перестать убивать друг друга?

— Люди убивают друг друга, опасаясь, что другие люди убьют их раньше, чем они их.

— Вот вам «социалистический реализм»: поселок (ранее город) Епифань, в окрестностях которого сохранились остатки земляных работ Петровской эпохи, имеет уникальный в своем роде герб, на котором изображена марихуана, а по-нашему конопля. Там бывает медовая ярмарка, на которой рублей за десять можно хряпнуть стопку чистейшего первача и закусить жареным карасем. Душевно, хотя караси костистые. Там вообще широчайший ассортимент наливок домашнего приготовления, медовуха, соленые грибы, хрустящие огурцы и пирожки. Из минусов — долбаные опереточные городские казаки с угрюмыми рожами, «папахами», «шашками» и «нагайками». Они там фигурируют по причине близости истоков Тихого Дона — заиленного ручья, который в данном месте легко переходят коровы. Да, я забыл о главном — молодая картошка, горячая, посыпанная укропом или петрушкой. Травой, короче, епифанской.

— Странные все эти «великие люди России»! Лесков был из англичан, Тургенев из татар, Достоевский из поляков, Пушкин из ефиопов, Маяковский из бриков, Толстой-Тульский вообще неизвестно откуда.

— Название «новые русские» устарело, эти новые изрядно состарились, а некоторые успели посидеть семь-восемь лет в остроге. Не новые они уже. Сидение Ходорковского в известном месте для меня обозначает какую-то определенность существования. Это значит, что какие-нибудь новые Керенские еще не распахнули двери тюрем, оттуда еще не выбежали «совсем новые русские», не пошли еще записываться в ФСБ, в МВД, пожарную команду. А Ходорковский, если его выпустят, может стать председателем реввоенсовета г. Москвы или Подмосковья.

— Финны народ послушный, но свирепый. Любимову повезло остаться в живых на той войне, и это хорошо. — Любимову вообще повезло. Все его сверстники — давным-давно уже известно где. А он в свои мафусаиловы лета в разуме и спектакли ставит получше да поэнергичнее, чем всякие так называемые молодые.

— Глубоко не правы люди, считающие, что при Советах не было ничего хорошего, что жизнь в то время замерла, остановилась и даже трава не росла. Песен было много хороших, в отличие от нынешнего примитива. Люди семьями играли в карты, в лото, молодежь ходила в туристские походы.

— Для многих походы были осознанной необходимостью, потому что некуда было привести девушку по причине полной нерешенности квартирного вопроса и отсутствия нынешних гостиниц «на час».

Дым костра создает уют,
Искры тают и гаснут сами,
Пять парней о любви поют
Чуть охрипшими голосами.

Вот окончился школьный бал,

И ты позвал меня манящим взглядом,
Мы покинули школьный зал,
И я шагала с тобою рядом.

Твоих родителей дома нет,

Они уехали в командировку,
Погас свет в твоем окне,
И я провел с тобою ночку.

Ну что мне делать с тобой такой,

Этот стол и эти книжки.
Упал твой лифчик голубой
И смешные твои трусишки.

Вот уж утро, пора вставать,

Но я не хочу, чтобы ты проснулась,
Мне так приятно с тобой лежать,
Я хочу, чтобы эта ночь вернулась.