Арбалетчики князя Всеслава

– Ну, в отдельных случаях – может быть. В одном месте мне у Ливия в самом деле попалось, что один из вновь избранных преторов был жрецом и не мог отлучаться из Рима, и тогда сенат предписал преторам метать жребий о провинциях так, чтобы этому жрецу досталась городская претура. Но это – единственный случай.

– Единственный известный и попавший в историю, – поправил я её, – Его, как я понимаю, никто и не скрывал – дело-то вполне официальное и обоснованное религиозным культом. Но разве это означает, что не было "договорных жеребьёвок" втихаря? Вот сама прикинь – во-первых, само голосование. Клиенты в Риме голосуют так, как им укажет их патрон, и это считается в порядке вещей. А во-вторых – подсчёт. Помнишь, сколько у нас бывало не столь уж давних скандалов по поводу подсчёта голосов на выборах? Да даже и раньше – Сталину тоже ведь приписывают фразу "Неважно, кто и как проголосует, важно, кто и как подсчитает голоса". Да и повсюду наверняка такая же хрень. Почему бы и не в Риме? Скажут, допустим, кандидату втихаря, что если хочет избраться, то вот ему условия при "жеребьёвке" провинций, и если согласен и клянётся в этом, то может уже готовить тогу с широкой пурпурной каймой и пурпурный плащ "императора".

– Ну, может быть и так, но ведь не всегда же!

– Не всегда, конечно, но наверняка частенько. Дело-то ведь серьёзное, не просто меряние хренами, тут уже об общегосударственных интересах речь. Пришлют кого не того – провинцию вообще потерять могут. Поэтому думаю, что там исходно всё просчитывают и предлагают нужных. Если предложат сципионовских – будут сципионовские, предложат катоновских – будут они.

– Насчёт сципионовских я въехал, а катоновские – что за звиздобратия? – не понял Серёга.

– Ну, из группировки сенатора Катона, – пояснил я.

– Это какой из Катонов? – спросила вдруг Юлька.

– Тебе виднее, раз ты ливиевскую "Историю Рима" штудировала – я-то ведь у него только "Войну с Ганнибалом" осилил.

– А я не запомнила. Так который?

– А я откуда знаю? Знаю, что был Старший и был Младший, но вот который из них сейчас воду мутит…

– Да я не про это. ТОТ или нет?

– Ага, он самый, Марк Порций…

– Он самый – это который? – спросил Володя.

– Очень известный и влиятельный сенатор, – принялась просвещать его наша доморощенная историчка, – Борец против роскоши и безнравственности, за бережливость и старые добрые порядки, за честность…

– Ох и попали же римляне, гы-гы! – хохотнул Серёга – Покажет он им теперь мать Кузьмы!

– Не одним только им, – буркнул я, – Этот долботрах её всем покажет.

– А чё так?

– Это ТОТ САМЫЙ Катон.

– Который – тот самый?

– Который "Карфаген должен быть разрушен"…

Даже у нашего испанца вырвалась не его обычная "Каррамба!", а наша универсальная "Мыылять!" А что ж тут ещё скажешь?

– Так нескоро же ещё, вроде, – проговорил Володя, – Он сам-то хоть знает, что он – тот самый?

– Сейчас – вряд ли. Но нам-то не один ли хрен? Педантом и долботрахом он был по жизни…

– Что вы всё о фигне какой-то? – возмутилась Наташка, – Подумаешь – Катон! Плевать на него – мы плывём в Гадес! Радоваться надо, что всё так удачно получилось!

– Ага, особенно для одного любителя малолеток! – съязвила Юлька.

В принципе насчёт малолеток можно было бы с ней и поспорить, и даже весьма аргументированно, учитывая турдетанские обычаи, но к чему опускаться до обезьяньего уровня? В главном-то они обе правы – получилось всё удачно. И – таки да, удачнее всего именно для меня…

Когда отец Нирула узнал, как славно устроены теперь дела его сына, он наотрез отказался брать с меня деньги за боеприпасы, да ещё и был страшно расстроен тем, что у меня уже есть новый меч, да такой, что даже ему не выковать для меня лучшего. Он всё порывался подарить мне хоть что-то из воинского снаряжения и сокрушался по поводу того, что у меня всё есть. Зачем-то даже мерку с меня снимал – я так и не понял, для чего. Да какая разница – главное ведь разве это? Главное тут – то, что если судьба снова занесёт меня в Кордубу – в ней найдутся люди, на которых я смогу положиться. Поди хреново для чужака-иноземца? А потом, на устроенной кузнецом по поводу немедленно состоявшейся помолвки сына пирушке, порадовал меня и отец-командир:

– Ты научился заводить настоящих друзей, Максим, и это хорошее дело. Ты вообще многому научился.

– Под твоим началом, почтенный.

– Тордул. Для тебя – просто Тордул.

Оба его ветерана переглянулись, затем взглянули на меня и молча кивнули. Я уже знал, что это означает. В хорошем отряде все стоят друг за друга, и за своего отряд вступится всегда, но не против воли нанимателя, которая священна и превыше всего. Тут, кажется, наклёвывалось нечто большее. Вслух никто ничего не сказал, но по взглядам я понял, что приобрёл дружбу, никак не связанную с волей нанимателя. Параллельную и независимую, скажем так. Опять же, поди хреново?

Ремд наградил меня по-царски.