Арбалетчики князя Всеслава

– Велия, где ты опять пропадаешь?!

– Иду, мама! – вставая, она «случайно» проводит тугой ягодицей по моему плечу и едва заметно улыбается, чертовка!

Начальство наше тоже тем временем хренью всякой не страдало. Допросив с пристрастием мечтающих о легкой смерти пленников, оно развязало им языки и узнало поболе нашего. Староста их деревни – опознанный среди убитых – возглавлял мятежное ополчение своих пейзан и в качестве их вождя – ага, в теории – подчинялся кармонскому Луксинию, одному из вожаков мятежа. На практике же, как и следовало ожидать от этой «партизанской» вольницы, староста действовал по собственному усмотрению, и врагов от друзей, а тем более от нейтралов, отличал весьма произвольным образом. Прекрасно зная цену своему крестьянскому воинству, на настоящих вояк он старался обычно не нападать. Не напал бы, скорее всего, и на нас сегодня, если бы не этот финикиец. Дагон появился у них дней пять назад, приведя с собой пару десятков беглых рудничных рабов – силу более чем скромную и – в военном отношении – ничем не лучшую, чем ополченцы самого старосты. Но сам финикиец оказался в военном деле весьма сведущ и внушил тому изрядное уважение – пару дней назад с его помощью совершили удачный набег на одну из не участвовавших в мятеже деревень близ Кордубы. И теперь, когда Дагон предложил встретить и уничтожить внезапным нападением небольшой воинский отряд, суля ценную добычу и щедрую награду от «очень больших людей» за нескольких пленников, которых он укажет – староста прислушался к его совету.

Нападение на нас было спланировано с умом, и они уже подходили к дороге для устройства полноценной засады, и успей они – звиздец наверняка был бы нам всем. Но мы появились слишком рано, не дав им времени подготовить засаду, а дальше была уже долина, где они рисковали нарваться и на кордубские отряды, так что выбора у них не оставалось, и им пришлось атаковать с ходу. Если бы они налетели все дружно – полторы сотни, – нас бы один хрен смяли и раскатали в лепешку, но крестьяне – они крестьяне и есть. Увидев хорошо вооруженных профессионалов вроде тех, с которыми случалось уже сталкиваться, и воспоминания были не из приятных – многие струхнули. А когда мы в считанные мгновения организовались, сомкнули щиты и открыли ответную стрельбу, перетрусило большинство. Ведь что толку тебе от победы в бою, если лично тебя в этом бою убьют? Поэтому в действительности из тех полутора сотен нас атаковало десятков шесть, не больше, и результат нам известен…

По прикидкам Тордула выходило, что Дагон – в том, что «тот самый», не было сомнений и у нашего командира – сейчас не властен над сбежавшими от нас пейзанами. Слишком велики потери, да еще и по его милости. Староста мертв, а без него – кто он им? В кулак-то он их потом, скорее всего, возьмет, волчара ведь матерый, но не прямо сейчас, попозже. На это ему понадобятся дни, в лучшем для него случае – часы. Но кто-нибудь из нас собирается предоставить ему эти дни или часы? Правильно, дураков нет! Или, может быть, кто-то собирается преследовать беглецов, вынуждая их сражаться с нами уже ради собственного спасения? Правильно, таких дураков среди нас тем более нет! Такие дураки – целых четыре десятка – вон они, валяются на склоне и на обочине. А мы – умные, мы уже к ночи будем в Кордубе, которая не по зубам и доброму десятку таких деревенских ополчений. При выступлении туземные камрады долго смеялись, когда командование – ага, само с трудом превозмогавшее смех – перед строем выразило особую благодарность нашей четверке за нашу сексуальную озабоченность, заразившую и весь наш отряд, что ускорило его марш и спутало нашему противнику все его злодейские замыслы. Хохотали, конечно, и мы – когда ж это солдатне колола глаза правда? И я, конечно, не стал тыкать пальцем в главную виновницу, тоже хихикавшую в кулачок. Вряд ли ее «почтенная» мамаша обрадовалась бы, узнав, что «это все она»!