Арбалетчики в Вест-Индии

Ведь как мы с «командировки» вест-индской вернулись — этот оболтус меня буквально затерроризировал. С одной-то стороны приятно, конечно — доводилось слыхать, что у многих, если отец надолго куда-то слинял, так мелкий карапуз его при возвращении не узнаёт и пугается как чужого дядьку, пока снова не привыкнет. С моим такой хрени не произошло — узнал сразу же, и куда скорее, чем я его. Он-то ведь изменился гораздо заметнее. Когда я отбывал — ещё совсем кроха был, ползал только, лишь начинал пробовать на ноги вставать, а о ходьбе и речи не шло, да лепетал что-то своё, лишь одному ему только и понятное. А теперь — и ростом уже с мой меч в ножнах, и ходит уверенно — спасибо хоть, не бегает ещё, иначе вообще с непривычки впору было бы за башку хвататься! И говорит уже — пискляво, конечно, слов мало, но вполне осмысленно, а главное — ещё и на нормальном человеческом языке! В смысле — на русском. Тесть ведь обещал позаботиться об этом, ну и позаботился. И Юльке с Наташкой настоятельно рекомендовано было — боюсь, что в приказном порядке — почаще бывать у Велии, и сама она наверняка соответствующее отцовское внушение получила, но в моё отсутствие по-русски в доме говорили явно больше, чем по-турдетански, и результат — налицо. Ну, если не считать неистребимого турдетанского акцента, но нельзя же в самом деле требовать от жены, наложницы и слуг совсем уж невозможного. И за это-то премного благодарен! Особенно забавно, как Волний подстраивается под конкретного собеседника — с Юлькой и Наташкой почти без акцента, с матерью — с чуть большим акцентом, а со слугами и Софонибой — с хорошо заметным, да ещё и упрощённо, если собеседник хреново русским владеет — типа «дай вода». Это если по-русски говорят. А когда они меж собой по-турдетански, а изредка даже и по-финикийски — так и он тоже, особенно с бабушкой Криулой, русским практически не владеющей. Умора! Возиться с ним — одно удовольствие, но всему ведь должен быть какой-то предел. А он же соскучился за эти полгода, да всё время ко мне липнет. Мы с Велией спать укладываемся — ну, после того, как — так хрен там! Он к нам и меж нами укладывается, и пока не заснёт, пока не перенесу его в его кроватку — хрен с собственной женой перепихнёшься! Мы ж ещё и въехали-то не сразу, думали сперва, что к матери поближе хочет быть, так когда я с Софонибой улёгся — он и туда ко мне полез. Ладно, за пару недель с этим устаканилось, угомонился — так то ночью, а днём — свято убеждён, что это его законное время. Вот и сейчас, когда на пикничок за город на море выбрались, только я с моими бабами в воду пообжиматься — так и он с нами. Ладно, сейчас Софониба его на какое-то время кашей займёт, и мы, ясный хрен, проведём это время с толком.

Когда мы наплавались и наобжимались, от костра уже ощутимо потягивало дразнящим запахом шашлыка. Там целый консилиум над ним священнодействовал. По шашлыку у нас непревзойдённый специалист Володя. В смысле — по его приготовлению, лопать-то его мы все горазды. Да только вот беда — в нашем прежнем мире его в нашей Центральной России в основном из свинины делают, и володины навыки как раз под неё и заточены, но Ближний Восток и Северная Африка со свиноводством и свиноедством не в ладах, так что здесь шашлык можно сделать лишь сугубо традиционный — из баранины. С ней же наш спецназер не копенгаген, и в результате приходится решать проблему коллегиально — непосредственно с мясом работают наши слуги, а Володя следит, чтоб выдерживались и современные правила. И результат всякий раз получается разным — не набрали ещё пока достаточной научной статистики.

— А всё ты, Макс! — не упустила случая съязвить Юлька.

— Нет, всё- это только бог, а я — простой смертный, — поправил я её, — Чего тебе опять не так?

— Да опять шашлык не совсем такой, как в тот удачный позапрошлый раз!

— Ну и я тут при чём?

— А кто моду завёл рабов освобождать? Только Володя начал твоего Нирула чему-то учить — ты его освободил. Укруфа твоего уже почти было научили — ты и его перед отплытием освободил. Индийцу вон своему, с Коса который, тоже свободу обещаешь, из-за тебя и нам тоже самых обученных рабов освобождать приходится, а нас обслуживают неумелые орясины!

— А чего их в рабстве-то держать? Идти им один хрен некуда, работают отлично, и их жалованье меня не разорит. Один, считай всей моей тяжёлой промышленностью заведует, добрым десятком рабов уже распоряжается, и то ли ещё будет? Без пяти минут начальник цеха — это разве рабская должность? Тем более, он классную невесту себе подыскал, а кто ж её за раба-то замуж отдал бы?

— А ткач твой косский? Его-то краля — тоже твоя рабыня. Ну и поженил бы их, твоя хозяйская воля, а освобождать зачем?