Арбатская повесть

А пока… Пока все полетело к черту. В Германии грянула революция, и Верману, не без оснований, нужно было уходить в тень. Что он немедленно и сделал.

Правда, перед новым перевоплощением в добропорядочного инженера, у него была одна памятная тайная встреча с офицерами разведки.

Ему сказали: «Все это пройдет… Взбунтовавшуюся чернь очень скоро загонят в их стойла. И тогда мы все начнем сначала. Вам нужно затаиться и ждать… Ждать, и решительно ничего не предпринимать. Когда будет нужно, к вам придут…»

И вот Верман стал ждать.

В 1924 году, ночью, в его дом постучали:

— Пора!..

Техноруку николаевских мастерских Трактороцентра Верману не нужно было объяснять, что от него требовали и хотели…

Снова встретились Верман, Сгибнев и Феоктистов на своем черном пути, обрубленном в 1933-м чекистским мечом.

Но это уже другой рассказ, не имеющий прямого отношения к тайне взрыва «Императрицы Марии».

4. МАТРОС ПРИХОДИТ К ДЗЕРЖИНСКОМУ. ТРЕВОЖНЫЕ ДНИ САМАРЫ

«Чем измерить наши дороги, по которым мы прошли до конца…» — строки эти написал в восемнадцатом матрос «Императрицы Марии» Валерий Черный, пулеметчик Первой Конной.

«Чем измерить наши дороги…»

Корабль — родной дом моряка. Частица его родины.

Корабль — это люди, экипаж, их миропонимание.

Глубоко пахала революция. Легли межи между «вчера» и «сегодня». И дом оказался линией фронта, а люди с «Марии» — по разную сторону баррикад. Крутыми путаными тропками увела судьба за рубеж многих офицеров корабля, и вот уже у бога ищет поддержки отец Роман, по чужим странам скитается Городысский.

Я часто думаю: приходит ли к ним ночами Россия? В державном сиянии невесомых снегов. В звонкой мартовской капели. В ослепительном волшебстве березовых рощ.

Или уже все былое поросло темной и вязкой тиной? И воспоминания — как неверные, зыбкие миражи.

А время уже подвело черту под жизнью большинства из них, стоявших когда-то на палубе «Марии».

И с болью, и с тоской, и со счастьем в душе завершали они свой земной круг.

Что ни судьба — захватывающий роман, круто замешенный на огне, битвах, мятежах, войнах. Пути их — отблеск всех граней того стремительного разрушающего и созидающего потока, каким была революция.

Тропки едва нащупываются сквозь время. То исчезают, то появляются вновь…

Что случилось с ними там, за рубежом 1917-го?..

Ф. И. Паславский после затопления линкора «Свободная Россия» пробивается на Царицын, сражается с белогвардейщиной под его стенами, принимает активное участие в оснащении Волжской флотилии. В 1918 году переводится на Каспий — радистом на крейсер «Интернационал». В мирные дни он — радист в пароходстве. С первых дней Великой Отечественной — в строю. Отличник советского Военно-Морского Флота, Ф. И. Паславский награждается медалями «За боевые заслуги», «За оборону Кавказа» и др. (а ведь он — 1896 года рождения). Все последние годы — морской историк, общественник Музея Морского Флота в Одессе.

Яков Андреевич Варивода, матрос-плотник I статьи с «Императрицы Марии» прожил трудную и сложную жизнь: сражался на фронтах гражданской, организовывал «Коммуну степей» в Средней Азии, восстанавливал колхозы. Когда я получил от него письмо, он был уже колхозным пенсионером…

Чтобы рассказать о всех — не хватит десятков томов. Пройдем только двумя тропками.

Инженер… И вдруг стал художником, искусствоведом!.. Что произошло с тобой, Леонид Митрофанович Афанасьев?..

Не сразу перешел он Рубикон. До тридцатых годов восстанавливал разрушенное гражданской войной народное хозяйство.

И тут — нашествие болезней. Они всегда приходят как расплата за испытания.

Пришлось круто ломать судьбу.

Рассказывает В. В. Афанасьева: