Арбитр (СИ)

На могиле моих родителей не росло ничего. Погнутые чёрные ограды, как клетки тюремных камер, чертили землю на небольшие участки. Буквы на простой деревянной табличке давно стёрлись и мне с трудом удалось отыскать могилу. Пришлось ориентироваться больше по памяти. Сюда отец водил меня, когда наступала годовщина смерти бабушки и дедушки. Они лежали поблизости.

Недалеко от ограды нашлась старая выцветшая скамейка. На неё я и сел, думая о тех, кого больше никогда не увижу.

При мысли об отце я всегда вспоминал две вещи.

Первое, его неиссякаемую любовь к рыбалке. До того, как родилась Леська мы частенько вставали в предрассветную рань и ехали на электричке куда-нибудь за город. Шли по ещё мокрой траве, нагруженные всевозможным скарбом, и вдыхали прохладный воздух. А потом сидели часами на берегу озёр и рек. Обычно молчали. Изредка говорили о моей учёбе или планах на жизнь.

И второе, его безграничное уважение к моему выбору, каким бы он ни был. На одной из таких рыбалок я сказал, что хочу перевестись в Школу изобразительных искусств. Другой бы отец на его месте вспылил или начал меня отговаривать. Сказал, что я совершаю ошибку и вообще, почему бы не заняться боксом или футболом? Вместо этого он подробно расспросил меня, чем продиктовано такое решение? Как я пришёл к нему? Что планирую делать дальше? В какой ВУЗ поступать и на кого учиться? Кем однажды работать?

Да, он всегда вёл себя со мной, как со свободным дееспособным человеком, а не безмозглым ребёнком.

Отец был немногословным человеком. Крепким, как скала. Внимательным. Порядочным.

И мне будет его не хватать.

В противовес ему, мама приносила с собой шум и лёгкий хаос. Была говорливой и очень смешливой. Двух более разных людей было не сыскать во всём мире. Однако она источала неподдельную любовь и дарила её всем щедрой рукой. Членам семьи. Друзьям. Соседям. Дворовым животным.

Она проявляла заботу о каждом, не прося ничего взамен. Каждый, приходящий в наш дом, чувствовал себя желанным гостем. Я запомнил её улыбку, морщинки в уголках глаз и грудной смех.

Мне будет не хватать её, покуда я жив.

Леся пошла в неё. Росла озорной и очень громкой, и в то же время, такой же отзывчивой и добросердечной. Очень долго она не выговаривала букву «Р», и я хохотал до слёз, слушая её торопливую скомканную речь. Простой пересказ школьных будней веселил меня, как не могла никакая комедия.

Мысли о трёх самых близких мне людях поддерживали меня в Ниаттисе, когда становилось особенно тяжело. Когда мы теряли друзей и союзников. В самом начале моего пути, там, я верил, что однажды вернусь домой. Ближе к середине военной компании я обрёл новой дом, почувствовал себя на своём месте. Поверил, что смогу построить в Ниаттисе новую жизнь с Седонией. Её смерть лишила все эти планы смысла. Тогда-то и проснулось в душе уже погасшее желание вернуться на Землю и вновь увидеть свою семью.

А сейчас…

Сейчас, разглядывая заметённую осенней листвой могилу, я осознал, что кроме сестры у меня теперь никого не осталось. Как я и боялся, моё долгое отсутствие, словно камень, пустило круги по воде. И для кого-то они оказались девятым валом.

* * *

— Ну что тут у нас? — Никитин затянулся сигаретой и подошёл к телам, лежащим возле пустыря.

Серая рассветная хмарь не желала уступать. Темнота медленно уползала в своё логово, оставляя подарки дневным жителям. Один из таких и обнаружил участковый, приехавший по вызову жителя ближайшего дома.

— Слышь, Жулебинский Макконахи, — криминалист Гнедков устало растёр бледное лицо, на котором выделялись только красные глаза с полопавшимися сосудами, — сворачивай свои замашки! Хочешь, сам участкового расспрашивай.

Он не отвлекался от фотографирования уже подмёрзших тел и отпечатков обуви. Кровавая наледь сковала землю, и любое касание заставляло её трескаться.

— Пил? — принюхался Никитин, рассматривая сизый нос коллеги.

— Ну чё ты начинаешь… — отвёл взгляд Гнедков. — Четыре жмура. Наркоши. Похоже, разборки какие-то. Раны колото-резаные и рубленые. Топор? Мачете? Пока не могу установить. Один, похоже с переломом основания черепа. Скажу позже. Повреждений на коже нет, так что не огрели его по башке. Скорее всего сломали о какой-то упор. Плечо? Локоть? В любом случае, подозреваемый такой же здоровый, как этот хер.

— Свидетели есть?

Криминалист скривился и махнул рукой.

— Сидит там одна курица. Херню какую-то несёт про рыцарей и маньяков.

Никитин приблизился к молодой женщине, притулившейся на скамейке у подъезда. В дочки годится. Она впилась пальцами в бумажный стаканчик с чаем и цедила его по чуть-чуть, мелко вздрагивая от любого движения. Похоже, участковый постарался и притащил ей для согрева.

Он мимоходом отметил старательность и нехарактерное участие, что проявил молодой парень, на котором униформа сидела, как на спинке стула.

— Добрый день, следователь Никитин Фёдор Иванович, — представился он, дежурным движением раскрывая удостоверение.