За один удар сердца я перебрал всё, что когда-то рассказывал и показывал мне Идакалис. Напрягся, восстанавливая слова певучего языка и забросил левую руку назад.
Перчатку доспеха покрыла искрящаяся завеса, разгоняя темноту ночи. Заклинание сформировало вытянутый ветвящийся силуэт
Правое крыло истребителя перестало существовать.
Заклинание буквально испарило его, оставляя после себя идеально ровный срез. Самолёт сразу же закрутило бочкой, а через несколько секунд с далёким хлопком крыша кабины отскочила прочь. Ещё миг, и пилот успешно катапультировался.
Стоило заклинанию поразить цель, как второй истребитель резко ушёл вперёд, стараясь закрыться от меня корпусом грузового самолёта. Однако он не учёл одного простого факта.
Зато оно имело одно неоспоримое преимущество — поисковый компонент, позволяющий ему безошибочно наводиться на цель. А я уже поймал глазами хвост истребителя, прежде чем, тот исчез из поля моего зрения.
Гудение магии, рождающейся в руке. Приятное ласковое тепло, будто я держал не сгусток, способный превратить в пепел человека вместе с костями, а грелку холодной зимней ночью.
Закинув руку, я метнул заклинание по дуге далеко над тушей грузового самолёта.
Неотрывно я следил за ним и успокоился лишь, когда увидел купол парашюта. Этому пилоту тоже удалось катапультироваться.
Тем временем второй ремень обвязки у меня на плече лопнул и весь вес моего тела пришёлся на правую руку. Лишь от крепости хватки и выносливости зависело, смогу ли я удержать карабин.
Грузовой трап приближался всё быстрее, а сам самолёт стабилизировался. Дым по-прежнему чадил от подбитого двигателя, но, по крайней мере, пропал открытый огонь. К мотору явно отключили подачу топлива.
Вскоре я смог различить сложный вытянутый механизм, чем-то похожий на мини-кран, закреплённый на рельсах грузового трапа. Именно в нём находилась устройство, которое подцепило мой трос, идущий под самолётом, а также лебёдка, которая подтянула мою тушку к себе.
Как выяснилось, здесь орудовал не один техник, а сразу четверо, внимательно следивших, чтобы натяжение троса и скорость подъёма не превысили какие-то ограничения. При виде же порванной обвязки и моей руки, намертво вцепившейся в карабин, их глаза полезли на лоб.
— Слышь, Поддубный, ты там ещё жив? — наконец, спросил один из них, когда расстояние между нами сократилось настолько, чтобы получилось перекричать шум ветра.
— Да всё в порядке, — отозвался я. — Воздухом свежим дышу. Полезно для здоровья.
— Ага, — почесал в затылке второй. — Мы так и поняли, — и протянул несколько купюр первому.
— Спорили околею или нет? — уточнил я, наконец, поставив ноги на трап.
— Да мы это... — замялся первый.
— Расслабьтесь. Я не шишка какая-то. Дотянем-то до своих?
— Должны. Три двигателя в норме. Если новых гостей не будет, — нахмурился солдат.
— А что там за иллюминация была? — спросил молчавший третий. — И как истребители оказались сбиты?
— Неправильные вопросы ты задаёшь, — заметил я, занимая место на откидывающемся сидении в глубине отсека, и пристегнулся.
— И какой же правильный?
— Как они так быстро засекли вас и оказались в воздухе?
Вся четвёрка резко замолкла. После долгой паузы один заговорил:
— Кто-то слил информацию?..
— Это ты сказал, не я. Разбудите меня, когда будем подлетать.
Я изобразил усталость и прикрыл глаза, внимательно изучая их
Если меня хотели устранить, могут попытаться вновь. Хотя... Что им мешало это сделать, пока я беспомощно болтался там внизу? Вышло бы гораздо надёжнее.
Через несколько часов мы сели на военный аэродром где-то под Москвой. Там нас уже встречала целая делегация во главе с Фадеевым и его начальником Шевченко, а также пожарная машина и бригада медиков. Начали мы разговор ещё на взлётной полосе, а закончили уже в каком-то унылом кабинете внутри здания.
Первое, что я спросил, когда увидел Никифора, это:
— Кречет с ребятами выбрался?
— Да. Оторвались от полиции, вышли за город. Их уже подхватили. К утру прибудут. Что произошло? Рассказывай.
Генерал же был менее сдержан: