Февральская воскресная Москва, пронизанная леденящими порывами ветра, выглядела пустой. Борис Гуревич стоял у резного окна и с тоской наблюдал за вихрями, клубившимися на пустынном дворе бывшего Московского страхового общества, отгороженного ажурной решеткой от притихшей Лубянки.
Впрочем, тоска не покидала отныне Бориса Семеновича и в хорошую погоду. За время, прошедшее после свидания с Онлиевским, он сильно переменился. Еще вчера общительный, подвижный, несмотря на тучность, человек сделался дрябл и пасмурен. Оживленные глазки как-то замутовели и сами собой ушли в глубину. Привычная розовощекость зацвела болотной ряской, да и сами щеки провисли, так что при ходьбе и энергичном разговоре потряхивались возле подбородка, будто брыли у
Даже еда не доставляла радости. Не было прежнего азартного обжирона, когда едва вкладываешь в рот один кусок, а рука уже торопится за следующим. Порой Гуревича охватывало желание пойти к Рублеву и честно признаться в совершенном сговоре. Но понимал, что это невозможно. Слишком напорист оказался Онлиевский и слишком многое наподписано за эти месяцы. Так что пути назад не осталось. Да и при всяком упоминании о нахрапистом олигархе, не знавшем удержу при достижении своих целей, Бориса Семеновича охватывал неконтролируемый страх. Гуревич заметил, что у джипа охраны, прижавшегося капотом к китайскому канатному дереву, на две трети занесло могучие колеса, и колючие снежинки, цепляясь друг за друга, будто акробаты, стремительно карабкаются к дверцам. Часа три такой вьюги, и крупный джип занесет по крышу.
"Как и меня самого", - подумалось Борису Семеновичу.
Правда, тайное пока не стало явным.
Внешне Гуревич оставался для банковской команды своим человеком. Все также аккуратно Кичуй заносил ему конверты с деньгами, не утруждая себя больше объяснениями, какие деньги за что именно передаются, - слышать об этом Гуревич не хотел категорически.
Но и деньги - шальные, легкие, - больше не радовали. Потому что жить в разладе с собой оказалось тягостно, а преодолеть его не было сил. Хотя он попытался: две недели назад попросил председателя центробанка под предлогом усталости заменить его. Тот хмуро, без выражения покивал, пообещал подумать. В тот же вечер ему позвонил по поручению Онлиевского некто Подлесный и устроил выволочку за попытку дезертирства. Когда же возмущенный Гуревич потребовал соединить его с шефом, Подлесный хамским голосом отчеканил, что Марк Игоревич слишком занятой человек и с этого времени все контакты будут осуществляться через него. Гуревич повесил трубку. Он всё понял, - путь назад ему отрезали.
И все-таки Гуревич продолжал мечтать. Сейчас, например, в опустевшем здании, отхлебывая виски возле стылого окна, Борис Семенович мечтал о несбыточном: чтоб всё как-то само собой рассосалось. Например, чтоб его внезапно срочно затребовали куда-нибудь в минфин. И тогда весь этот "возрожденческий" кошмар останется позади. Вот славно бы!
От ленивых мечтаний Гуревича отвлек звонок внутренней связи. Охранник с поста сообщил, что какая-то женщина хочет видеть главу временной администрации.
- Пропустите, - безучастно разрешил Борис Семенович, одним глотком допил виски, бросил в рот кусочек лимона и припрятал благоухающий стакан.
В приемной неуверенно затоптались.
- Сюда! - громко подсказал Гуревич.
Послышались не по-женски тяжелые шаги. Дверь открылась.
Перед арбитражным управляющим предстала диковинная посетительница. Если обмотанный вкруг головы, надвинутый на лоб толстый черный шарф был объясним пургой, то огромные солнечные очки, начисто загораживающие оставшуюся часть лица, производили какое-то фантастическое впечатление. "Похоже, детективов начиталась", - неприязненно определил Гуревич.
- Раздевайтесь, - предложил он.
Визитерша нервно отмахнулась, воровато огляделась.
- Да никого здесь больше нет. Садитесь, наконец!
- Ничего. Я не надолго, - произнесла она неестественно низким, старательно измененным голосом.
От такой самодеятельщины Гуревич поморщился.
- Итак, таинственная незнакомка? Чем обязан? Только коротко. А то я тороплюсь, - соврал он.
- Вас интересуют пропавшие учредительные документы по "Магнезиту"?
Ёрническая ухмылка сошла с лица главы администрации, - не зря при виде ее у него просквозило ощущение близких неприятностей.
- Какому еще "Магнезиту"? - раздраженно переспросил он.
- Тому, на который записаны акции "Юного коммунара", - удивленно уточнила визитерша. - Так да или нет?
- Может, Вы для начала представитесь?
- Это неважно. Так вот, предположим, я могу узнать, где находятся эти документы.
- Узнать или достать?
Она поколебалась:
- Могу и достать.
Гуревич молчал.
- Или я не туда попала? - женщина сделала нервное движение подняться.
- Сколько? - резко бросил Борис Семенович.
- Пятьдесят тысяч долларов. - Ого!
- Это ведь совсем недорого, правда? Документы стоят в разы дороже. Я знаю.
Она на мгновение забыла модулировать голос, и он сделался чуть надрывным.
- Почему вы не пошли с этим к президенту банка или к кому-то из замов? - тоскливо спросил Гуревич.