Арбузовская крепость

Плачет старуха, — а мне что за дело:
Что и жалеть, коли нечем помочь? —

подумал я.

Прошли три дня. Раз поутру я был разбужен какими-то криками, вылетавшими из отделения, занимаемого семейством. К знакомым голосам старика, старухи и дочери присоединялся на этот раз еще новый, молодой, мужской. Нового звали Яшей, почему я заключил, что это был пропадавший несколько времени сын.

— Сколько, ты говоришь, Яша, на твою долю?.. — спрашивала мать.

— А ты не ори! — беспеременно обратился к ней сын, — за перегородкой, чай, слышит…

— Нет, он уже спит, — шепотом сказала она.

— Я, видишь, мастером был: ну, продали мы за девяносто, значит, я и получил половину. Да уж из них вот только осталось.

— Ну-ка, давай их сюда, — проговорила мать.

— Как же, так и отдал, жди! Вот это дам.

— Этого мало.

Старушка начала представлять сыну какие-то расчеты.

— Сколько, ты говоришь, Яша, на твою долю? — спрашивала мать.

— Водочки бы поставить, — скромно произнес отец.

— Молчи, старый дурак! — прикрикнула на него мать.

— На, на тебе на водку! — умилостивился Яша.

Через полчаса у соседей моих пошел пир горой. Голоса поднимались все выше и выше, потому что семейство старательно угощало себя водкой. Пили все, даже маленькая Саша.

— Мамынька, дай мне, — слышался голос девочки.

— Полно, дура, пьяна будешь.

— Нет, мамынька, я только рюмочку.

И добросердечная «мамынька» отпускала дочери рюмочку.

В каких-нибудь тридцать — сорок минут вся семья дошла буквально до состояния диких зверей: родители потеряли всякое сознание о своих правах, которые они обыкновенно предъявляли в трезвом виде; дети забыли страх и уважение к родителям — и поднялась ожесточенная руготня, грозившая перейти даже в потасовку.

— А что ты говоришь, псов сын, что не я тебя в мастера поставил, так это ты врешь, подлец! — спотыкаясь на каждом слове, шамкал отец.

— Поставил один этакой, — перечил сын.

— И поставил…

— Я из-за тебя только на съезжую и попадал. Вот как ты меня в мастера-то ставил…

— А кто форточному делу обучдл? кто? Кто, скажи, с тобой да с Федькой Чижом в Никитской брал? кто у Андрония?.. То-то, подлец, все забыл!

— Сам подлец! — ругнул сын.

— Как… отца-то?

Старик зашуршал ногами, вероятно силясь подняться.

— Смотри, старый черт! — погрозил Яша.

— Я тебе покажу, как отца ругать! — задыхаясь, кричал старик.

— Покажи, покажи… Посмотрел бы я…

Сцены вроде этой повторялись одна за другой до тех пор, пока семейство окончательно не свалилось с ног. Затем наступила тишина, нарушаемая лишь храпеньем спящих отцов и детей.

Я потихоньку выбрался в коридор, потихоньку приотворил дверь в комнату соседей и увидел следующую картину.

Стойло занимало пространство немного чем больше квадратной сажени. Мебель состояла из липового стола, двух изломанных стульев и кровати самого незатейливого свойства. На кровати лежала грязная рогожа, заменявшая тюфяк и подушку вместе. Кроме отрепьев, которыми были покрыты телесные срамоты бедняков, в конуре не видно было ровно никакого имущества. Семейство располагалось в этой берлоге в таком порядке: отец лежал на кровати; рядом с ним, едва лепясь на окраинах досок, в самом неловком положении, помещалась дочь; мать и сын валялись на полу. Удушливый воздух, каким была наполнена комната, сразу отшатнул меня от двери: такой атмосферы, думаю, не отыскать даже в свиных хлевах и тому подобных неприглядных местечках…

2

Проживши в крепости неделю, я коротко ознакомился с обитавшим в соседстве семейством; я узнал такие истории и такие случаи, бывшие с ним, что даже мне подобные рассказы показались чуть не вымыслом.

Старик отец, о котором я уже сообщил кое-что по рассказу его жены, был прежде всего вор (жулик), и вор очень оригинального свойства: он последовательно прошел почти все категории и между своими братьями считался человеком очень искусным в этом деле.