Ардан

- Это точно.

- Да я не о том… Странно, что вообще речь идет о каких-то попутчиках. Это ведь не рейсовый автобус, а наш – лично организованный и выстраданный. С какого перепугу к нам будут подсаживаться всякие «зайцы»?.. И мы же еще должны их отвлекать и ублажать, вместо того, чтобы… просто проехать мимо?

Наталья пожала плечами. Какая, в сущности, разница? Главное, Ирка сказала, что они редко бывают навязчивыми или агрессивными.

Один из будильников отчаянно зазвенел. Супруги вздрогнули, и Михаил тут же начал крутить ключик. Теперь необходимо завести на час. Удивительно, что второй будильник так и завис на четырех минутах. Тонкая стрелка двигалась, но еле-еле. Казалось, каждая секунда длится несколько минут.

- Лышите? – спросил Лёха и высунул бледное, угловатое лицо из спальника. Кончик его носа покраснел от холода и был мокрым. Родители навострили уши.

- Что?.., - шепотом спросил Михаил, а потом понял. Из-под ржавого днища раздавался едва слышный шёпот шин по асфальту. Невероятно, если учесть, что пазик брюхом стоял на лесной постилке, а одним боком даже немного ушел в землю. Висюльки весело раскачивались, а за одеялом, отделявшим кабину водителя от салона… казалось, красновато просвечивала приборная панель. Какая приборная панель?! В кабине не осталось ничего, даже остов кресла не уцелел!

…

Ирина не говорила, сколько именно времени займет дорога. Она только рассказала, что заводить будильники нужно сначала на минуту, потом на три, пять минут, час и два. Сама она управилась за час с небольшим, кто-то из знакомых ее знакомых, по слухам, доехал аж за пятнадцать минут, и это был настоящий рекорд. Но она не слышала ни о ком, кто добирался бы дольше двух часов.

- Как вам узнать вашу остановку? – спрашивала она, видимо, читая мысли супругов, - Ориентируйтесь по будильникам. Как только они снова зазвонят одновременно, вы на месте. Выходите немедленно, водитель не будет ждать вас.

…

- Кажись, началось, - пробормотал Михаил и переставил свой рюкзак поближе к Лёхиным носилкам, загораживая сына спиной. Наталья, услышав, что шум колес стихает, поступила так же и настороженно уставилась на дверь.

Некоторое время было так тихо, что, казалось, они могут слышать биение своих сердец, а потом край одеяла на дверном проеме ворохнулся, и в салон хлынули запахи горящей резины и свежей, кипящей крови. А вместе с ними«на борт» поднялась фигура в латах, с окровавленной палицей в металлической перчатке и, повернувшись лицом к Хворостовым, застыла в проходе. Впрочем… это было громко сказано - лицом. От головы осталась едва ли треть – лишь нижняя челюсть, ощерившаяся остатками битых зубов. В просветы между осколками то и дело просовывался красный, мокрый язык, а в паре десятков сантиметров над ней лениво плавал своеобразный нимб, состоящий, казалось, из двух эфемерных, сияющих колец – золотого и серебряного. Кольца медленно вращались в противоположных друг другу направлениях, то и дело их гладкая поверхность озарялась, словно от всполохов далеких пожарищ.

У чудовища не было глаз, но Хворостовы чувствовали, что оно каким-то образом смотрит на них и… видит.

- Дай ему… что-нибудь, - нервно прошептала Наталья, не в силах отвести взгляд. Некоторое время муж не шевелился, и она успела увериться, что он растерял остатки мужества, но он вдруг медленно поднялся, оглушительно хрустнув коленями, и протянул рыцарю первое, что попалось под руку – банку с солеными рыжиками.

Повисла долгая, мучительная пауза. Сжавшаяся в комочек Наталья, выглядывающий из-под ее локтя подслеповатый Лёхин глаз и Миша, протягивающий дары стальной фигуре…

«Наверное, нужно что-то другое…», - запаниковала она, но вдруг кольца над остатками головы задвигались быстрее, а закованная в железо пятерня с лязганьем развернулась вверх ладонью, с благосклонностью принимая жертву. Михаил торопливо сунул в нее банку и тут же отшатнулся, чуть не упав на Лёху.

Бесконечно тянулись минуты. Секундная стрелка на «тормозящем» будильнике тыркалась туда-сюда, вообще перестав двигаться с места. Все вокруг застыло, даже висюльки под потолком перестали раскачиваться. А потом рыцарь молча развернулся и вышел из автобуса. Окровавленная челюсть с осколками зубов, сияющий нимб, шпоры на латных сапогах, в одной руке – чудовищная палица, а в другой… банка соленых рыжиков.

Расскажи кому – засмеют… но смеяться совершенно не хотелось.

Они выдохнули, только когда поняли, что автобус снова движется. Теперь они действительно это чувствовали. Слегка покачивались бока, на окнах трепетали одеяла, висюльки на потолочном поручне пускались в пляс, а споднизу что-то чавкало, словно пазик пробирался по размытой ливнями грунтовке. Соседний ряд сидений незаметно изменился, одевшись в набитые поролоном дерматиновые сидушки.

Лёха застонал и откинулся назад, закусив губы.

- Сын… ты как? – охрипшим голосом спросил отец после некоторой паузы.

Тот издал неопределенный звук, потом ответил:

- Лучше, чем этот терминатор... зачем ему наши грибы? Трудно же будет жевать их одной челюстью…