– А если экономисты и политики не желают делать честно свою?! – возмутился здоровяк. – Что, так и будем жить в дерьме только из-за того, что других нет? Этого основания достаточно, чтобы добровольно оставаться рабами?
– Что ты предлагаешь? – Кварц отодвинул ноутбук и посмотрел на майора: – Конкретно? Посадить всех виновных до единого, включая клерков, выполнявших мелкие приказы просто потому, что они не хотели лишиться работы и оставить своих детей без хлеба? Сделать из Сателлита тюрьму? Провести выборы? Ты что, не понимаешь, что так устроена система?! Выбирай кого угодно – через какое-то время они станут лозинскими и беловыми. Потому что так устроен мир. Не лучше ли для начала избавиться от меркуловых и прокопенок и облегчить жизнь стране?
– А страна – это что? – не унимался Медведь. – Руководящие должности? Система, поощряющая стяжательство тем, кто на них сидит? Добыча «Икса» ради продажи его за бугор в обмен на деньги, которые идут на благо страны, то есть в карманы всё тех же чиновников, потому что народ этих гор бабла особо не видит? Пограничные линии на карте? А может, страна – это всё-таки люди, Кварц? Простые люди, которые растят хлеб, впахивают на заводах и добывают этот долбаный «Икс» – короче, производят всё то, что потом по-крупному пилят большие жулики и по мелочи допиливают клерки? Ну, просто потому, что не хотят оставить без хлеба своих детей?
– Коля, – мягко произнёс Кварц. – Не будь наивным в твоём-то возрасте, я тебя прошу. Я в контрразведке всю сознательную жизнь. Чего только не видел. И могу с уверенностью заявить: большинству на всё плевать. Они могут голосовать за любые идеи, но бороться за них не станут. Просто им вполне достаточно того, что кто-то их кормит и, подчёркиваю, не заставляет чрезмерно напрягаться. Проще говоря, большинство исповедует принципы «оставьте меня в покое» и «я могу сказать, как дядя Вася должен правильно копать, но сам копать не буду». Понимаешь? Большинству ничего не интересно, кроме собственного комфорта. А это значит, что всегда найдутся те, кто будет обстряпывать свои делишки именно благодаря тому, что большинству на хрен не надо связываться. Наверх пробиваются те, кто использует инертность, ты уж меня извини за прямоту, стада. А забравшись наверх, они создают законы, согласно которым их делишки становятся законными. Это и есть система.
– Угу, – фыркнул Медведь. – И куча клерков следит за исполнением этих законов. И чем тогда они лучше Лозинского с Беловым? Тем, что не отдавали приказы, а лишь выполняли их? Ну, чтобы не оставить своих детей без хлеба, да?
– Я понимаю, что ты уже один раз чуть не сел за это твоё отношение к вселенской несправедливости, – вздохнул контрразведчик. – Так же, как понимаю, что мы с тобой тоже являемся теми самыми клерками. Но мы хотя бы что-то делаем. Посмотри на других. Они не делают ничего. Только языками болтают, ну, ещё могут плакатиками потрясти, но таких уже гораздо меньше. Вот только собака лает – ветер носит. Они могут ныть на своих диванах сколько угодно, а Крабский снова избрался. И знаешь что? Это я тебе по секрету говорю, как лицо осведомлённое, обычно на его выборах подтасовок нет. Потому что они не нужны. Явка избирателей едва шестьдесят пять процентов. То есть почти половине страны вообще плевать, кого там выберут.
– Это потому, что люди не верят в честные выборы! – возразил здоровяк.
– Да? – прыснул Кварц. – А кто им мешает отстоять свою точку зрения? Не обтрепать, заметь, а именно отстоять. Собака лает – ветер носит, помнишь? Сколько раз у нас вспыхивали восстания недовольных? Или хотя бы миллионные демонстрации в каждом крупном городе, месяцами осаждающие правительственные здания и требующие отставки лживо избранных негодяев или проведения новых выборов, которые будут организованы честно? Я, правда, не знаю, как можно честно организовать процесс, нечестный по определению, голосование же тайное! Но это ерунда, они-то точно знают, как это сделать, уж что-что, а умные советы языком трепать там каждый дока ещё тот! Ну, так что, Коля, сколько у нас было таких баталий ради свободы и справедливости?
– Такого не было. – Медведь криво усмехнулся. – Но это же антиконституционный мятеж!