Ареальность (СИ)

   Видя приближающихся к нему двоих мордоворотов, Карнакин отпустил наконец грузчика и, понимая, что надо защищаться, ловкой подсечкой свалил одного из низ, а затем сильнейшим ударом по печени отключил второго, ужом поднырнув под его правую руку, уже готовую нанести свой хук.

-   Лежать! - повелительно сказал он, занося кулак над первым соперником, пресекая тем самым его попытку встать. - Ничего личного, но вырублю тебя не глядя!

   Убедившись, что его приказание выполняется, Максим медленно прошел мимо опасливо посторонившегося Лосева и встав перед опешившим Ашотом Вардановичем, коротко бросил бригадиру:

-   Ищи деньги!

   Сергеич метнулся к сумке, порылся по карманам и протянул Карнакину скрученную пачку тысячных купюр.

-   Вот ваши деньги, - Максим снял с пачки резинку и протянул Ашоту Вардановичу. - Извините за случившееся, но у меня их украл вот этот господин, - он кивнул на Санька, который, сидя на полу, пытался заткнуть разбитый нос грязным платком. - Всё остальное уже явилось следствием и я еще раз хочу извиниться.

-   А что за мэтоды? - спросил Ашот Варданович, указывая на охранников, один из которых до сих пор находился в тяжелом нокауте.

-   С этим грузчиком по-другому нельзя было, такие иначе не понимают, а охранники... ну, они могли помешать воцарению справедливости.

-   Нэплохо! - Ашот Варданович посмотрел на деньги, которые по-прежнему протягивал ему Карнакин, потом обвел внимательным взглядом всех присутствующих, а затем, усмехнувшись, мягко отвел его руку. - Это тэбе! С завтрашнэго дня ты мой тэлохранитель, а это пусть будет авансом перед твоей новой зарплатой.

                                                                                                                                  Глава двадцать третья.

     Полтора года! Уже целых полтора года Максим Карнакин работал, сначала телохранителем, а потом и начальником охраны Ашота Вардановича Мизаряна. Благодаря имеющимся в багаже знаниям и опыту, ему удалось настолько сблизится с этим непростым человеком, что тот не только охотно внимал его суждениям по самым разным вопросам, но и сам просил совета. Благодаря шефу (которого он скоро начал звать просто Ашот), Карнакин оказался вхож в круги, о существовании которых ранее имел весьма смутное представление. Кавказские диаспоры, азиатские диаспоры, молдавская и украинская диаспоры — с представителями каждой из них шел постоянный диалог, без которого нормальное ведение бизнеса не представлялось возможным. Вполне естественно, что при пересечении коммерческих интересов конфликты были весьма частым явлением и во многом благодаря умению правильно оценить любую ситуацию, Карнакин заслужил полное доверие шефа. За короткое время он расставлял акценты, которых следовало придерживаться при намечающихся переговорах, вычислял слабые места (свои и чужие), намечал расположение и ситуационные действия охраны. Несколько раз он действительно спасал своего шефа от серьезных угроз, и уже через полгода работы его имя приобрело известность в самых разных кругах.

   Египтянин. Это прозвище Максим получил с легкой руки Вазгена — брата Ашота Вардановича. Побывав на отдыхе в Египте, Вазген посетил с экскурсией храм Амона, расположенный в Карнаке и ассоциация с фамилией начальника охраны настолько запала ему в память, что сразу по возвращении он стал называть его только таким образом. Быстро закрепившись за Максимом, это имя не только добавило ему известности, но и придало его фигуре некой загадочности, пугающей не близко знавших его людей. Сам он не имел ничего против и иногда недовольно кривился, когда кто-то называл его по имени.

    Нравилась ли самому Карнакину его новая жизнь, столь непохожая на всё, что происходило с ним прежде? Да. Он не стеснялся признаваться в этом самому себе. Поначалу были некие моральные аспекты, заставлявшие его тревожно думать о несовместимости прежнего и нынешнего образов, но очень быстро Максим нашел золотую середину. Совмещение прирожденной интеллигентности с суровой серьезностью выполняемой работы добавило его фигуре мрачного шарма, столь пугающе-притягательного для людей. Даже Силкин, знавщий Карнакина казалось бы, досконально, всякий раз при новой встрече удивлялся метаморфозам, происходившим с его подопечным. Он сам поражался его холодному взгляду, коротким, но емким фразам, уверенным движениям. Всё это настолько не вязалось с тем, что Максим представлял из себя раньше, что в его обществе Силкин иногда чувствовал себя неуютно, не будучи уверен, кто здесь учитель, а кто ученик.