Арена

Саша нахмурился – вид курящей жены его раздражал. И она это, безусловно, знала, сознательно нарушая давний договор – хочет, пожалуйста, но когда Саши нет дома. Договор был заключен на второй же день после свадьбы, и с полгода Леночка его придерживалась. Потом сообразила, что это – отличный способ выразить мужу свое неудовольствие. Так обиженная собака мстительно справит нужду в любимые тапочки хозяина. Вот она и выражала.

– В чем дело? – хмуро спросил он.

– Я хочу знать, – в ее голосе уже не было и намека на сонливость, – когда именно мы поедем в обещанный тобой отпуск. Я устала слышать твои вечные «скоро».

– Скоро, – вздохнул он.

– Дату.

– Ну, Леночка, пойми… я не могу сказать точно. Мы сегодня закончили большую работу, Штерн обещал… ну правда, обещал, что после ее окончания даст отпуск.

– Ты с ним говорил?

– Я… нет, сегодня не говорил. Его… не было.

– Что ж ты врешь, гад? – зло спросила Леночка, демонстративно выпуская струю дыма Саше в лицо. – Что ж ты мне все время врешь, а?

– Да я не вру! – деланно возмутился Александр, чувствуя, что вся нарочитость его возмущения ясна супруге прямо-таки кристально. – Он завтра в конторе с утра будет, вот и поговорю.

– Прямо с утра? – Это напоминало ультиматум. Да, в общем-то ультиматумом и являлось.

– Конечно, обещаю. Если он даст добро, то… с понедельника отпуск, во вторник можно вылетать…

– Куда?

Тут он понял, что сморозил глупость. Хотя загранпаспорта у них и были, оформить хорошую путевку за три дня – это несерьезно. А Леночка постепенно заводилась, по крупицам теряя привлекательность и превращаясь в базарную бабу. Именно эти превращения, случавшиеся в последнее время все чаще и чаще, и привели к утрате той нежности, которая так согревала их семейную жизнь в первые годы. Эта красивая, стройная женщина вдруг становилась отталкивающей, лицо искажала злобная гримаса, а тон ее плавно переходил от мягкого контральто в режущий уши фальцет.

– Куда? Ты о чем-то подумал? Ты хоть палец о палец ударил? Ты хоть что-то подготовил?

– Заткнись! – внезапно рявкнул он, чувствуя, что терпению пришел конец. Такое с ним было три, от силы четыре раза за всю историю их совместной жизни. Обычно он держал себя в руках, но иногда скандал доходил до такого уровня, что он чувствовал – еще мгновение, и он не удержится, ударит… и тогда он убегал из дома, чтобы, час-другой побродив по улицам, чуть остыть и вернуться домой в более или менее спокойном состоянии. И вот сейчас он опять был опасно близок к красной черте.

Хотя Лена, как большинство женщин, была практически начисто лишена инстинкта самосохранения – то есть совершенно не могла вовремя остановиться, тут даже ее проняло. Она отпрянула от Александра, и на ее очаровательных глазах заблестели слезы. Весь его гнев тут же куда-то испарился, он притянул ее, уже плачущую, к себе, посадил на колени и принялся гладить и утешать, тихо шепча, что просит прощения, что завтра, прямо после работы, они вместе отправятся в турфирму, где работает его, Сашин, бывший одноклассник. Одноклассник – парень хороший, подлянки не кинет, подберет отличный вариант. В общем, все будет в лучшем виде, и максимум через две недели они уже будут купаться в ласковом теплом море, загорать на солнышке и с сожалением (на жаре) вспоминать промозглую московскую погоду.

Постепенно она успокоилась и лишь тихо всхлипывала, прижавшись к его широкой груди, а он, лаская ее волосы, чуть отстраненно подумал, что все это, наверное, просто спектакль, и Ленка опять, в который уж раз, аккуратно сыграв на его нервах, добилась своего. За эти шесть лет она великолепно его изучила, совершенно точно знала, за какую ниточку нужно тянуть – и тянула, когда считала нужным. Но ему было плевать на это, поскольку в отпуск он все равно собирался, да и Штерн обещал. Саша дал себе клятвенное обещание непременно поговорить с шефом. Прямо с утра.

Бурый мрачно колотил пальцами по столу, бездарно пытаясь попасть в ритм. Толстые пальцы слушались плохо, в ритм попадать не желали, поэтому вместо аккуратной дроби получалось черт знает что. Это еще больше раздражало полковника, и без того находившегося не в лучшем расположении духа. Как обычно, впрочем.

Перед начальственным столом навытяжку стояли двое. Один – собственно сам оперуполномоченный отдела уголовного розыска, старший лейтенант Михаил Угрюмов, являвшийся причиной поганого настроения полковника, другой – начальник вышеуказанного старлея, капитан Одинцов.

Сесть он этим двоим не предложил, а сами они не рискнули – тем более видя, что полковник находится в состоянии легкого озверения. Так и стояли молча – после уставного «товарищ полковник, такой-то и такой-то по вашему приказанию прибыли» – и ели глазами начальство.

– Итак, Угрюмов, что ты мне хочешь сказать?

– Насчет чего, товарищ полковник?

– Ты мне дурочку тут не валяй! – рыкнул, брызжа слюной, Бурый. – Я тебе сказал этим делом не заниматься?

– Так точно, – вздохнул Мишка.

– Я тебе сказал, что уволю?

Михаил дипломатично промолчал.