Арена и кровь: Римские гладиаторы между жизнью и смертью

О популярности происходивших в Херсонесе кровавых боев свидетельствуют найденные здесь привозные глиняные светильники первых веков нашей эры с изображениями сражающихся пар гладиаторов, например, мирмиллона и фракийца. Впрочем, иногда на них представлены одинокая фигура гладиатора-победителя с пальмовой ветвью или Эрот в виде венатора. Известна и подобная продукция местного производства — изготовленные из светлой глины светильники III–IV вв. с надписями на донышках, нанесенными до обжига по сырой глине, например, имя в родительном падеже ΔIONYΣOY (Диониса). В последнем случае на щитке светильника имелись изображения ретиария с кинжалом и трезубцем и противостоящего ему секутора. Такие сцены встречаются чаще всего. Вероятно, схватки между этими типами гладиаторов были наиболее популярны у херсонесской публики. На одном из светильников над головой секутора сохранилось начало его имени ΣΚYΛA… (Скилакс?). Рядом обозначено имя другого гладиатора, от него сохранились лишь обрывки невосстановимых букв. Вероятно, таким образом местный мастер увековечил самых известных на тот момент гладиаторов или пытался запечатлеть один из наиболее ярких поединков.

Заключение

Можно задаться вопросом, почему древнеримская цивилизация мирилась с существованием кровавых зрелищ и всеобщим пристрастием к ним? Такой крупный специалист в области античной истории, как французский ученый Жером Каркопино (1881–1970), написал однажды по этому поводу: «Из уважения к римскому народу мы хотели бы исключить эту страницу из его истории», а в отношении Колизея заметил, что «какое бы совершенство ни исходило от его эллипса, нас охватывает неодолимое чувство неловкости ввиду тех чудовищных побоищ, свидетелем которых он был»[90]. Конечно, можно осуждать римлян за растянувшееся на несколько столетий влечение к гладиаторским играм, но не следует забывать о разнице в менталитете современного человека и людей далекого прошлого, для которых смертельные схватки были совершенно нормальным явлением. Чтобы лучше понять римский народ — не более жестокий, чем другие, — необходимо отрешиться от современной морали и рассматривать созданные им традиции в определенном историческом и социальном контексте. Сравним высказывания двух просвещенных римских авторов, которых невозможно обвинить в циничном отношении к человеческой жизни, — это Цицерон и Плиний Младший. Первый из них утверждал, что «никакой урок преодоления боли и смерти не может действовать более эффективно, если он обращен не через уши, но через глаза», а второй, говоря о зрелище гладиаторских боев, отмечал, что оно «способно воспламенить мужественные души видом ран и презрением к смерти, заставляя возникать в душах рабов и преступников любви к славе и желания победы». Конечно, римская публика не даровала милости слабому, но зато могла оценить храбрость и не позволяла предать смерти отважного бойца.