Арена мрака

– Теперь это уже не имеет значения, – сказал Моска. Он встал с кровати и выглянул в окно. Ночь еще не наступила, и в густых сумерках он увидел толпу ребятишек с фонариками: они ждали наступления полной темноты. Он вспомнил, что в предыдущие вечера слышал, как они поют, – их песни не нарушали тонкой паутинки сна, опутавшей его мозг, не будили его, а только тихо звенели в ушах.

– А что будет с ребенком? – спросил Эдди.

– Он останется с фрау Заундерс, – ответил Моска. – Она позаботится о нем.

Эдди сказал едва слышно:

– Я буду ее навещать. Не беспокойся. – Он помолчал. – Да, тяжко, Уолтер. Такие, как мы с тобой, вечно попадают в переплет. Постарайся не раскисать.

Дети внизу образовали две колонны и, двинувшись по Метцерштрассе с незажженными фонариками, быстро скрылись из виду.

– Это письма от твоей матери, – продолжал Эдди. – Я послал ей телеграмму – решил, что тебе сейчас не захочется ей писать об этом.

– Ты настоящий друг, Эдди, – сказал Моска, отвернувшись от окна. – Ты можешь оказать мне последнюю услугу?

– Конечно, – ответил Эдди.

– Ты не сказал мне, что Йерген вернулся в Бремен. Я хочу его видеть. Ты можешь привести его сюда?

Эдди выпил еще стакан джина и смотрел, как Моска беспокойно мечется по комнате. «Что-то тут не то», – подумал он. Моска старался говорить сдержанно, но его глаза теперь стали похожи на два черных зеркала, а лицо то и дело искажала страшная гримаса ярости и ненависти.

– Я надеюсь, ты не замышляешь какой-нибудь глупости, Уолтер, – сказал Эдди. – Он просто ошибся. Он не виноват. Черт, ты же знаешь, Йерген ради Геллы готов был шею сломать.

Моска улыбнулся:

– Слушай, я просто хочу получить обратно свои сигареты и деньги, которые я заплатил ему за эти лекарства. Какого хрена я должен на этом терять?

Эдди издал возглас радостного удивления:

– Слава тебе, господи, наконец-то ты опять нормальный. Действительно, какого хрена ты должен на этом терять?

Про себя он подумал: «Ну вот, это в духе Моски – ни в коем случае не дать себя обдурить, помнить о своих кровных даже в минуту горя». Но радость его была неподдельной: хорошо, что Моска все-таки не раскис, не свихнулся, а опять такой же, как всегда.

Тут ему в голову пришла идея. Он схватил Моску за руку:

– Слушай, вот какое дело. Я уезжаю на недельку с фрау Майер в горы под Марбург. Поехали с нами. Я найду тебе девочку, миленькую симпатяшечку. Отлично проведем время: крестьянская здоровая еда, море выпивки. Ну давай, соглашайся!

– Ну конечно, что за разговор! – улыбнувшись, ответил Моска.

Эдди весело расхохотался.

– Вот это по-нашему, Уолтер. Отлично! – Он хлопнул Моску по плечу. – Отправляемся завтра вечером. Погоди-погоди, вот увидишь горы! Красота! – Он помолчал и добавил участливо, почти по-отечески:

– Может быть, мы еще придумаем, как нам перевезти твоего ребенка в Штаты. Ты же знаешь, Уолтер, она этого очень хотела. Больше всего на свете. – И он смущенно улыбнулся. – Ну, приходи. Пропустим по маленькой.

– Так приведешь ко мне Йергена? – спросил Моска.

Эдди с сомнением посмотрел на него. Моска пояснил:

– Если честно, Эдди, то я совсем на мели.

Надо оставить деньги фрау Заундерс для ребенка.

Да и мне нужны бабки, чтобы поехать с тобой в Марбург. Если, конечно, ты не собираешься платить за меня всю неделю. – Он постарался говорить искренне. – Ну и, сам понимаешь, мне позарез нужны деньги, чтобы вернуться в Штаты. Вот и все. А я заплатил этому шаромыжнику хрен знает сколько!

Эдди сдался.

– Ладно, я его приведу, – сказал он. – Прямо сейчас и пойду. А потом сразу спускайся к нам.

Договорились?

– Заметано, – ответил Моска.

Выпроводив Эдди, Моска оглядел пустую комнату. Его взгляд упал на письма. Он взял одно, сел на кровать и начал читать. Дойдя до конца, он понял, что не видел ни строчки. Пришлось читать заново. Он пытался соединять слова, чтобы они выстроились в осмысленные предложения. Но они просеивались сквозь сознание и растворялись в гомоне голосов и топоте ног, сотрясавших общежитие.

"Пожалуйста, приезжай, – писала мать, – ни о чем не думай, просто приезжай домой. Я позабочусь о ребенке. Ты можешь закончить колледж, тебе же только двадцать три, я всегда забываю, как ты еще молод, – ведь ты отсутствовал шесть лет.

Если тебе сейчас плохо, помолись господу, он единственный, кто поможет тебе. Твоя жизнь только начинается…"

Он бросил письмо на пол и растянулся на кровати. Внизу уже началась вечеринка, звучала приятная музыка, кто-то смеялся. Головная боль вернулась. Он выключил свет. Крошечные желтые глазки часов сообщили ему, что сейчас половина седьмого. Еще полно времени. Он закрыл глаза.