Внезапно прозвучал громкий рык и крики о помощи прекратились, о причинах, оборвавших крик, думать не хотелось, точно ничего хорошего.
Спустя десять минут шум на улице прекратился. Вся процессия зашла вовнутрь здания.
Звуков того, что происходило внизу, было практически не слышно. Мы легли на пол и прижалась ушами к прохладному камню, чтобы попытаться понять происходящее.
Внезапно послышался жуткий шум шагов на втором этаже. Кто-то шел, осматривая этаж. Не прошло и минуты, как в зеве дверного проема оказалась фигура державшая факел.
Он горел очень тускло, едва освещая пространство, лишь на метр вокруг. Я зажмурил глаза и перестал дышать.
Вошедший рыкнул, словно ругнувшись, развернулся и пошёл обратно. Через десяток секунд послышался громкий лай, и на втором этаже никого не осталось.
Минуты тянулись неимоверно долго. Мы боялись даже вставать, вдруг сюда кто-то ещё поднимется.
Тем временем действие происходящие внизу набирали обороты. Камень передавал звук, сильно приглушенный. Сначала слышались резкие звуки, похожие на команды. Как будто кто-то организовывал процесс.
Через пару минут наступила полная тишина, но держалась она не долго. Видимо эти Гноллы, пришли сюда и привели пленников, чтобы провести ритуал или богослужение.
Отчетливо зазвучал завывающий лай. Звук, которого, заставлял мурашки бегать по всему телу. В момент кульминации этой какофонии звуков раздался душераздирающий крик человека. Это были не слова, не мольбы только крик, наполненный болью, ужасом и истинными страданиями.
Это не жертвоприношение, мы застали жестокую казнь!
Пытка не прекращалась. Нэшу рядом колотила крупная дрожь. Её полностью сковал ужас. Она лежала рядом со мной. С плотно закрытыми глазами и сжимала зубами свою руку, пытаясь сконцентрировать все свое внимание на собственной боли.
Внезапно прозвучал громкий вой, словно двадцать волков взвыли разом на луну. И после этого, крик истязуемого оборвался.
В глубине души теплилась надежда, что на этом все закончилось. Но это была горькая и несбыточная надежда.
На протяжении нескольких часов длились пытки. Причём по крикам боли было понятно, что страдают не только люди, но и кто-то ещё. Но разобрать было сложно.
Наконец ужас последних часов прекратился. Окончилось все после единого, слитного воя волчьих голосов.
Прозвучал громогласный рык, после громко заскрежетал камень, как будто массивная глыба переместилась. И наступила долгожданная тишина.
Мы лежали боясь шелохнуться от пережитого последних часов. Не было слов способных описать происходящее внутри наших сердец. Даже дышать было страшно.
Не меньше тридцати минут потребовалось, чтобы немного прийти в себя.
За окном уже начинался рассвет, а мы, не на секунду не сомкнув глаз за эту ночь, начали подниматься. Все мышцы затекли, рука ужасно болела, ноющей болью. Снял перевязь. Предплечье было полностью темно синего цвета, с легкими желтыми вкраплениями. Словно огромный синяк, который покрывал практически всё пространство от кисти до локтя. Пальцы двигались, но видимо из-за внутренних повреждений, даже легкое движение напрягало мышцы и связки внутри руки, которые тут же отзывались болью.
Нэша подошла ближе. Не говоря ни слова, перевязала мне руку и примотала её снова к моему телу.
В последний раз осмотрев комнату, достал короткое копье из карты и кивнул в сторону выхода. Она ответила мне легким наклоном головы и достала свое оружие.
Двигались медленно, чтобы не произвести шума. Возле самого спуска до нас начали доноситься звуки. Мы полностью остановились, пытаясь вслушаться и понять сколько палачей осталось внизу.
Слышался весёлый лай, которым перекрикивались мучители.
Я посмотрел на Нэшу. В её глазах читалась холодная, как сталь решимость. Во мне после прошедшей ночи, тоже надломились остатки наивности. Ведь воспитание цивилизованного мира впитанного с молоком матери, и природная доброта в моей душе вырастили понятие всепрощение и гуманности ко всем и каждому. О чем говорить если даже смертную казнь во многих странах отменили, а там, где она осталась, число казненных редко превышает двадцати человек в год.
Если ещё вчера, убивая кобольдов, гноллов, сражаясь с дикими зверями, где-то глубоко в душе каждый раз думал, а мог ли я поступить иначе? Можно было бы избежать хотя бы части этих убийств? Даже статистика погибающих игроков до конца не могла пробить построенную преграду моего воспитания и мировоззрения.