Арестант пятой камеры

В Омск адмирал прибыл в качестве частного лица. Об этом свидетельствовало все, в том числе и партикулярная одежда. Но посетившие его в вагоне представители Добровольческой армии Антона Ивановича Деникина - генералы Лебедев, Сахаров и Романовский - ничуть не скрывали, что рассматривают Колчака не только как одного из трехсот адмиралов несуществующего флота… И за завтраком картинно-красивый Романовский, подняв рюмку («После 17-го я избегаю всего красного, в том числе и вина»), многозначительно сказал: «За будущее России и Александра Васильевича Колчака, господа!»

Генералы молча выпили. «Кажется, в России говорят, что молчание - знак согласия», - подумал Нокс.

Это было в Омске, осенью 1918 года. Тогда там столкнулись три силы: эсеровская Директория, выдвинутый англичанами с согласия других союзников адмирал Колчак и ушедшие в подполье большевики. Директория просуществовала несколько десятков дней, диктатура Колчака - год…

Тогда осенью 1918 года вновь скрестились пути двух русских офицеров, познакомившихся в Порт-Артуре, Один из них служил теперь пролетариату России, другой - своему честолюбию, белому движению и интервентам. Одному предстояла победа - другому поражение, арест и эта комната, где он держит ответ перед Россией…

К окнам комнаты, где шел допрос, подступили ранние, зимние сумерки, и лица сидящих за столом потеряли четкость очертаний, стали расплывчатыми, плоскими и серыми. Электростанция, для которой не успели завезти топлива, не работала. Попов приказал секретарю распорядиться насчет керосиновых ламп. Лампы принес рабочий из боевой дружины. Бесшумно расставил их, вышел. Одна из ламп коптила. Колчак остановился на полуслове, аккуратно подкрутив фитиль, уменьшил пламя. На безымянном пальце «верховного правителя» тускло блеснуло золотое обручальное кольцо.

- Так будет лучше, - сказал Колчак. Ему никто не ответил.

Стрижак-Васильев, скрипнув стулом, вытянул занемевшие ноги. Рана напоминала о себе тупой, тягучей болью. «Русский патриот», - иронически подумал он, наблюдая, как подследственный тщательно вытирает носовым платком запачканные в керосине пальцы.

Русский патриот…

В штабе Пятой армии Стрижак-Васильеву показывали обнаруженное в архивах личной канцелярии «верховного» письмо Колчака генералу Розанову, командовавшему в Енисейской губернии карательными войсками. «Покончить с енисейским восстанием, - писал Колчак, - не останавливаясь перед самыми строгими, даже жестокими мерами в отношении не только восставших, но и населения, поддерживающего их. В этом отношении существует пример японцев в Амурской области».

В документе самым характерным была ссылка на пример японцев. «Русский патриот» предлагал русскому генералу использовать опыт японцев по усмирению русских крестьян и рабочих в интересах России… Что и говорить, не самая удачная страница в биографии «первого гражданина возрождающейся России», стремившегося «освободить истерзанную страну от немецких агентов - большевиков»…

Допрос затянулся. Было уже девять вечера, Попов взглянул на часы и сказал:

- Пожалуй, на сегодня хватит.

Члены комиссии заскрипели стульями, зашаркали ногами. В дверь просунулась голова конвойного. Колчак встал, строгий, сухощавый, с характерным для всех заключенных бледно-желтым лицом - первый признак нехватки кислорода. В пальцах он по-прежнему вертел папиросу, видимо, так и не решив: выкурить ее сейчас или оставить на потом.

Пропуская секретаря, Стрижак-Васильев отошел в сторону и теперь стоял рядом с Колчаком. Адмирал поднял от папиросы глаза и едва заметно кивнул. Это можно было воспринять и как приветствие, и как случайное, непроизвольное движение.

- Оказывается, арестом я обязан вам…

- Прежде всего себе, - сказал Стрижак-Васильев.

- В некотором роде…

Стрижак-Васильев спросил, в какую камеру его поместили.

- В пятую, - ответил Колчак.

- В «висельную»?

- Да, кажется, так ее называют. Очень странное название…

- Ну, к вашему будущему оно отношения не имеет… Это история. Правда, не столь уж древняя…

- Надзиратель утверждает, что в одиночном корпусе она самая комфортабельная…

- Могу подтвердить.

- Вы ее видели?

- Я в ней сидел.

- Вон как?

- Перед отправкой в Омск. Меня ведь тогда задержали в Иркутске…

- Да, я помню… Мне об этом докладывали. Любопытное совпадение…

- Пожалуй.

Колчак продолжал вертеть в пальцах папиросу. От неосторожного движения папиросная бумага лопнула, и крошки табака посыпались на стол. Он с досадой смял мундштук, бросил бумажный комочек на пол.

- У вас нет папирос?

- К сожалению.

Стрижак-Васильев протянул ему пачку папирос «Атаман».

- Вам завтра передадут сорок пачек.

Колчак поблагодарил. Словно выполняя опостылевшую ему обязанность, равнодушно спросил о Пепеляеве и директоре своей личной канцелярии генерале Мартьянове, но тут же махнул рукой.

- Впрочем, это несущественно.

- А что же существенно?

- Сейчас? Наверно, только папиросы, - сказал он и в сопровождении конвойного вышел из комнаты,

18 ноября 1918 года

МНЕНИЯ…

Контрреволюционеров