Арестантка (СИ)

— Я много чего про тебя помню, — он сделал паузу, вдохнул поглубже, будто собирался нырнуть, и прикусил губу.

На несколько секунд Санти вдруг превратился в кого-то другого. Не майора «Параклета», а ошарашенного чем-то незнакомца со следами испуга на лице.

— Я же тебя люблю, — всё-таки сказал он.

Я чуть не подавилась бобами. Меня пронзило, словно разрядом шокера какое-то стыдливое чувство. Я отложила вилку в сторону. Ну мудак. Зачем было это говорить? Зачем портить такой чудесный момент?

— Так, — вырвалось у меня. — Вот… Что за хрень ты сейчас сказал?

— Ну давай… давай… — он устало махнул рукой и сел напротив. — Я помню, что больше картошки ты любила только всё обесценить и опошлить… Каждый раз, когда я пытался сказать что-то о том, как ты мне важна, ты затыкала мне рот и говорила «Давай лучше потрахаемся».

Это было правдой, да и с Троем сегодня произошло примерно то же самое. Но к чему весь этот гон про чувства, если они только мешают? Делают уязвимым. Я закрыла лицо ладонью и сквозь щель между пальцами смотрела на Сантьяго. Ну какой он сейчас танк? Корпус изъеден ржавчиной откровенности. Треснул. А может, и не был Санти никогда никаким танком. Это мне хотелось, чтобы он им был?

— Прости, что я такая, — попросила я.

Шрам на лице Санти из устрашающего боевого раскраса стал отпечатком боли. Я подумала вдруг, а сколько он пережил за три года? Откуда этот росчерк на его лице?

— Ничего, я даже по этому скучал, — он положил кулак под подбородок и улыбнулся одной стороной рта.

— Просто зачем ты это сказал сейчас? Ты же понимаешь, в каком я раздрае и вряд ли могу тебе хоть что-то ответить… Ещё и «Форс-Мажор» на хвосте..

— Знаю, но ещё я знаю, как быстро «не сейчас» может превратиться в «никогда». Так что просто сказал, не обязательно что-то отвечать. Доедай. Пора ложится, — он встал и стянул с себя штаны, оставаясь в одних трусах.

Я сидела и пялилась на него, но не потому что он был просто невозможно привлекательным. Нет. Просто вот тот человек, который меня знает, не морщится брезгливо, принимает меня. А я польстилась на имперского пижона, на глупую нежность его рук, на то, что он якобы что-то во мне видит. Ничего он не видит, просто напуган, как кролик, и тянется ко мне, как к единственному человеку, который к нему не враждебен.

— Ты чего так на меня смотришь? — спросил Санти, сев на койку.

Тут бы сказать «я тоже по тебе скучала». Ведь это было правдой, да и ему было бы приятно. Но разве повернулся бы у меня язык тепло сказать эти слова? Он бы понял, что я размякла. Ни к чему Санти это знать. Есть дела в сто крат важнее.

— Мы так и не поговорили про Форс-Мажор, — сказала я, прожевав последнюю горстку бобов. — Ты обещал. А я ведь тоже помню, ты часто так делал и раньше. Съезжал с темы, когда я хотела что-то предложить в работе.

— Хорошо, давай поговорим о Форс-Мажор. Чем ты можешь помочь? — его карие глаза стали почти чёрными, он явно был недоволен моей настойчивостью.

— Ну есть один момент…

— Если ты хочешь пойти с нами, то честно, без обиняков, надеюсь, сама понимаешь, что на поле боя ты сейчас балласт.

Больно это слышать, обида впивалась в сердце, как осколок стекла. Но я знала, что он прав.

— Да… — выдавила из себя я. — Но речь не обо мне, у имперца есть робот, маленький и юркий, способный влезть системы управления корабля. Он…

— Принс, — Санти устало выдохнул. — Нет. Помощью имперца мы пользоваться не будем. Ты ему веришь?

— Да, он кажется честным.

— Брось. Имперцам верить нельзя, — отрезал он. — Раздевайся и ложись уже в койку.

— Но ты же сам имперец? — я отодвинула тумбочку и села на пол.

— Земля не райские кущи. У них есть планета, есть еда, роскошь, долгая жизнь, но законы, которые они вынуждены соблюдать, отвратительны. И те, кто там остались, просто приспособленцы, которые ради комфорта лишились чувства собственного достоинства, — он строго глянул на меня исподлобья. — Ты собираешься спать там?

Я пока слушала его, легла на пол, подложив руку под голову. Каждый раз, когда ложилась спать, тревога верёвкой обвивала шею. Ночь на Пегасе была опасной, каждый раз кого-то могли избить, изнасиловать или убить. Чем чутче сон, тем безопаснее.

— Да, — спокойно сказала я. — Мне не нравятся постельки.

— Так, капрал, живо поднялась с пола и легла на кровать, — грозно скомандовал он. — Это приказ.

Я даже вздрогнула. Но с места не двинулась.

— Я привыкла спать так, Санти…

— Принс, — он протянул мне руку. — Ты не на Пегасе, не приноси Пегас сюда.

Да я же ничего не приношу. Просто страшно размякнуть, стать слабой, не готовой всегда отразить чей-то удар. Даже во сне. Ну и постель у меня ассоциируется с продажей себя. Но это ведь бред, правда. Санти предлагает мне лечь даже не в свою постель. Вряд ли нападёт на меня ночью.

Я взяла протянутую руку и села на койку. Сантьяго сел рядом. Такая громадина, рядом с которой я чувствовала себя совсем крохотной и немощной. Это угнетало. Рядом с ним всегда нужно быть сильной, ведь он же командир, он всегда оценивает. Нельзя расслабляться.