– Я только одного не могу понять, – говорит Арку, на этот раз с улыбкой на лице, – как вы могли подумать, что после всего случившегося мы вам откажем. Закончив подготовительный курс без грубых ошибок, вы оба возглавите наш список. И поведение каждого из вас в ходе выполнения этой миссии лишь укрепило ваши шансы.
Я делаю то, что совсем недавно сочла бы немыслимым: вскакиваю, обнимаю Дау и прижимаюсь к нему, плача и смеясь одновременно. Он тоже обнимает меня, что еще более немыслимо. Вновь обретя возможность связно говорить, я выпускаю его из рук и поворачиваюсь к Арку. Судя по виду, он немало, но приятно, удивлен. Иллан наливает всем еще медовухи.
– Но… безрассудный риск… своеволие… неподчинение приказам… критика Верховного Друида в присутствии сановников…
– Игнорирование правил, – добавляет Дау, – привлечение к себе ненужного внимания, полная неспособность подслушать хоть что-нибудь полезное. И ряд других моментов, которые я не стану упоминать. Разве все это не перевешивает успех нашей миссии?
– Держите, – Иллан подает нам медовуху, – вы что, пытаетесь отговорить нас оставить вас на острове?
– Нет, конечно, – отвечаю я, все еще не в состоянии в это поверить. – Но… вы меня поразили. Разве воин с Лебяжьего острова не должен подчиняться приказам командиров и строго следовать плану миссии?
Арку прочищает горло и снова смотрит на Иллана. Они, не скрываясь, веселятся.
– Миссии, Ливаун, бывают разные. Нам нужна единая команда, это я могу вам точно сказать. Мы стремимся, чтобы наши люди полностью доверяли друг другу. Однако, Лебяжий остров ценит в каждом и его индивидуальные качества. Нам нужны ребята, способные быстро соображать и готовые по щелчку взять на себя роль лидеров, если того требует ситуация. Мы ценим догадливость и развитое воображение, любим, когда идут на риск, при том, однако, условии, что этот риск оправдан. Но оправдан ли он, вы не узнаете, пока на него не пойдете. Я бы сказал, что каждый из вас создан для этой работы, какими бы разными вы ни были. Просто будьте готовы по возвращении и дальше упорно готовиться. Да, вы прекрасно проявили себя в ходе выполнения миссии, но это не дает вам права расслабляться по ее завершении. К тому же, в вашем отряде есть и другие кандидаты, наступающие вам на пятки.
– Спасибо. Я… у меня просто слов нет.
– Должно быть, впервые за все время, – говорит Дау. – Я тоже вас благодарю.
И после паузы добавляет:
– Вы говорили, что Ливаун надо съездить домой и рассказать обо всем родителям. Вы разрешите мне ее сопровождать?
Арку долго и сурово смотрит на него. Другой на месте Дау смутился бы, но он твердо выдерживает взгляд. И с чего, черт возьми, он это предложил?
– Я подумаю, – отвечает Арку, – полагаю, что в этом случае в плане тренировок вы окажетесь в равных условиях. Посмотрим.
Я думаю о Брокке. Он должен был бы сейчас сидеть здесь, пить с нами медовуху, смеяться, а может, и петь. Слушать наши слова о том, как блестяще он сыграл свою роль. Если бы Брокк не отошел от первоначального плана, нас наверняка бы ждал провал. Он оказался самым храбрым из нас. Я думаю о том, как расскажу обо всем родителям, и насколько мне будет легче, если рядом будет друг.
– Я могу и сама съездить, – говорю я, – с какой стати кому-то еще пропускать столько тренировок?
– Чтобы ты точно вернулась, – отвечает Дау.
44. Брокк
Вот мы и на месте. Дома. У слова «дом» теперь иное значение. Можно спеть об этом балладу. Но не сейчас.
Не сегодня.
Народ Эрньи ликует. Ее подданные празднуют коронацию доброго короля, предвкушая лучшие времена – времена подлинного взаимопонимания. И радуются моему возвращению, ведь когда счастлива их королева, счастливы и они. И хотя Вороньего племени никто не упоминает, я знаю, что они видят во мне воина, который отведет нависшую над ними беду.
Им хочется музыки, танцев и веселья. Но Эрнья, видя, во что мне обошлось прощание, говорит им:
– Позже. Позже наш бард вам сыграет, и весь лес наполнится радостными звуками.
А пока я лежу в своем маленьком домике. За окнами поют птицы. Арфа стоит в углу, дожидаясь, когда мои пальцы коснутся ее струн. В руках Фараннана она не издала ни звука, и это оказалось непостижимой тайной. Это был день настоящих чудес.
Перед тем как выйти за дверь и окончательно вступить в новую жизнь, перед тем, как коснуться струн инструмента или запеть – будь то повеселить друзей или объявить войну врагам, – я должен примириться со всеми, кого оставил в прежней жизни. Увижу ли я их еще когда-нибудь? Вернусь ли однажды домой и не изменюсь ли настолько, что они не узнают меня?
– Мама… – шепчу я, – отец… Я люблю вас. Простите меня. Ты, Гэлен, присматривай за ними. И всегда будь рядом.
Это, пожалуй, молитва. Возможно, они каким-то необъяснимым образом услышат меня и поймут.
Есть еще Ливаун. Жаль, что у меня не было больше времени с ней попрощаться. Развеять ее страхи. Увидеть на ее лице улыбку. Сказать, что мне будет не хватать ее голоса, который всегда мог тронуть мне сердце и поднять настроение. Благодаря ее музыке я стал сильнее. Я стал сильнее благодаря ей.