Выйдя на другую поляну, я вижу на ней небольшую кучку аккуратно сложенных белых камешков. Кто-то решил сыграть со мной шутку. Или же указать путь. Но проку с этой подсказки мало, потому что камешки лежат прямо под ногами в том месте, где дорожка, если ее, конечно, можно так назвать, раздваивается. Каждое ответвление проходит по поляне и углубляется в лес. Одно, насколько я могу судить, тянется в северо-восточном направлении, другое прямо на восток. Мало того, что они более или менее похожи, так еще и камни не позволяют отдать предпочтение тому или иному из них. Этот посыл можно истолковать и так: «Откажись от своих бесплодных поисков и возвращайся домой».
Неподалеку течет ручеек, и я направляюсь к нему наполнить водой бурдюк перед тем, как отправляться в обратный путь. Птиц здесь не слышно. Они, вероятно, устали насмехаться над моей несостоятельностью. Я злюсь: злюсь на то, что меня осуждают, злюсь, что не смог найти то, что искал, злюсь на собственные сбивчивые мысли, мешающие просто идти и наслаждаться красотой леса, косыми лучами света, звенящей зеленью окутанных мхом стволов деревьев, изяществом крохотных завитков папоротника и сладостными в своей неожиданности цветами в тени. В какой-то момент меня охватывает такая ярость, что я могу что-нибудь разбить. Или сломаться сам. Я падаю у ручья на колени и обхватываю руками голову. Что происходит? Что со мной?
Где-то рядом слышится голос – кто-то поет. На этот раз не птица, а женщина. Не насыщенный тембром голос Ливаун, а выше, мягче и нежнее. Поет тот же самый глупый напев, который только что исполнял я, в котором все лесные зверушки – белка, куница, лиса, барсук и прочие – собираются вместе, чтобы сплясать в День летнего солнцестояния. Мыслить такое просто невообразимо – случись подобное на самом деле, все наверняка закончилось бы кровавым побоищем. Но в балладе или сказке нет ничего невозможного.
Женщина – кем бы она ни была – поет первый куплет, затем припев и первую строчку следующего. Затем умолкает, будто не помня, что идет дальше. Где она, я сказать не могу. На лужайке нигде никого не видно, хотя голос звучит чисто. Голос красивый, который хочется слушать еще и еще.
Она повторяет свою строку, будто благодаря этому может вспомнить продолжение куплета:
Но опять смолкает, поэтому следующую строку пою я, стараясь звучать в унисон с ней:
И слышу раскат радостного хохота, после чего она, не пропуская ни такта, вступает с припевом
Она хочет петь дуэтом. Хорошо, это даст мне время обнаружить ее до того, как закончится песнь. Куда же мне пойти: сюда, меж падубов с лоснящимися листьями? Или, может, туда, где лежит громадный поваленный дуб, мило оплетенный папоротником и вьюнком?
Тишина. Неужели она уже ушла? Или это настал мой черед начать следующий куплет?
Я выбираю дорожку, помеченную поваленным дубом, и, не переставая петь, тихонько трогаюсь в путь.
Ответ приходит быстро, голос звонок, в нем явственно чувствуется сдавленный смех.
Я думал, что не мешкаю в этой игре, напоминающей ту, в которую мы играли с Ливаун, когда готовились к выступлениям, но эта женщина отзывается с быстротой молнии.