– Я не смел позволить тебе увидеть слишком много. Твоя жизнь была в огромной опасности, а ты был мне так дорог. Я оберегал твою жизнь как только мог, используя свои силы, используя твое невежество, даже твою ненависть. Я не знал, простишь ли ты меня когда-нибудь, но вся надежда Обитаемого Мира была в тебе, и ты был нужен мне могущественный, смятенный, постоянно ищущий меня и не находящий, хотя я всегда был возле тебя.
– Я сказал... Я сказал Рэдерле, что если вернусь с севера, чтобы сыграть с тобой в загадки, то проиграю.
– Нет. Ты добился от меня правды в Херуне. Там я тебе проиграл. Я мог вынести от тебя все, кроме твоей нежности.
Рука Высшего погладила волосы Моргона, затем опустилась и опять крепко обхватила его за плечи.
– Ты и Моргол не позволили моему сердцу окаменеть. Я был вынужден оборотить все, что когда-либо ей говорил, в ложь. А ты снова сделал это правдой. Настолько великодушен ты был с тем, кого ненавидел.
– Все, чего я желал, даже когда сильнее всего ненавидел тебя, – это любого, убогого, нехитрого случайного повода тебя любить. Но ты лишь подбрасывал мне загадки... Когда я думал, что Гистеслухлом тебя убил, я скорбел, не зная сам почему. Когда я жил среди пустошей севера и моя арфа пела с ветрами, а усталость не давала даже думать, кто, как не ты, вызвал меня оттуда?.. Ты дал мне то, ради чего стоит жить.
Он поднял голову и увидел в глазах Высшего усталость, подобную его собственной, и безмерное, невероятное терпение, которое позволило ему так долго прожить одиноким и безымянным, преследуемым его сородичами в мире людей. Голова Моргона вновь склонилась к его плечу.
– Даже я пытался тебя убить.
Пальцы арфиста коснулись его лица, откинули волосы с глаз.
– Ты весьма успешно отводил от меня подозрения наших врагов. Но, Моргон, если бы ты не остановился в тот день в Ануйне, не знаю, что бы я сделал. Если бы я применил свою мощь для того, чтобы тебя остановить, ни один из нас после этого бы долго не прожил. Если бы я позволил тебе убить меня из отчаяния, поскольку мы завели друг друга в безнадежный тупик, мощь, которая перешла бы к тебе, могла бы сокрушить тебя самого. Вот я и задал тебе загадку, надеясь, что ты займешься ею, а меня, хоть на время, оставишь.
– Ты достаточно хорошо меня знал, – прошептал Моргон.
– Куда там... Ты постоянно меня изумлял. Я ведь стар, точно камни на этой равнине. Великие города Властелинов Земли были разрушены войной, в которой не уцелел бы ни один человек. А началось все это достаточно невинно. Мы обладали невероятной мощью и при этом не понимали ее истинного смысла и предназначения. Вот почему, хотя ты меня за это и ненавидел, я хотел, чтобы ты понял Гистеслухлома и узнал, как он себя погубил. Мы когда-то очень мирно жили в этих великих городах. Они были открыты всякому изменению ветра. Наши лица менялись вместе с временами года; мы черпали знание из всего: от молчания Задворок Мира до жгучего холода северных пустошей. Мы не задумывались, пока не стало слишком поздно, что мощь, заключенная в каждом камне, в каждом движении воды, равно связана как с существованием, так и с разрушением.
Высший замолчал, больше не видя Моргона, а проникаясь лишь горечью своих слов.