Аргентина: Крабат

— Значит, кто-то другой мало понимает. По уму эти аппараты следует немедленно перебросить через границу и там уже испытывать хоть десять лет...

— ...А не светить на всю Европу.

Бесстрашный герой вновь шевельнул перчаткой. Подошвы тяжелых ботинок мягко коснулись пола.

— Летал всего пару раз, ночью, понятно, но по отелю уже слухи пошли — об очередном неупокоенном призраке с Норванда. А уж когда вдвоем приспособимся...

Очки, металлический шлем, кожаный подшлемник... Был Капитан Астероид — стал Роберт-пилот. И глаза те же, и улыбка с хитринкой.

— Все зависит от поставленной задачи. Аппараты переданы нескольким странам. Франция, Чехословакия, Великобритания. Теперь еще и мы. Порядок улавливаете?

— Противники Гитлера, — понял Марек. — И Гитлер должен об этих аппаратах узнать. То есть узнал уже.

— Именно.

Роберт принялся отстегивать блин-рюкзак. Снял, подержал на весу.

— Вся хитрость — в этом. Вскрыть основное устройство, чтобы скопировать и пустить на поток, невозможно. Получите расплавленное месиво: металл, пластик, провода, какие-то кристаллы. Французы так оба свои аппарата потеряли. Внутри что-то невероятное, не удивлюсь, если и в самом деле неземное. Нам пока не по уму, если вас же процитировать. Но Гитлер этого не может знать наверняка! Значит, опаску будет иметь. Вдруг через полгода на Берлин спустится с небес целая дивизия? Во всяком случае, мне так объяснили.

За рюкзаком — пояс, за поясом — перчатки...

— Ну что? Рискнете? Безопасность гарантирую, проверено.

Трудно удержаться от соблазна! Марек Шадов все-таки провел ногтями по затылку. Полегчало, пусть и не сильно.

— Ну... Давайте попробуем.

И не выдержал:

— А может, и с фантастикой разберемся? Я-то был уверен, что на лекциях байки пересказываю. Выходит, Козел не ошибся? Но если в книжках правда, то нам на головы еще и Аргентина свалится. Астероид, чуть больше сотни километров в диаметре!..

— «А любовь мелькает в небе, — негромко пропел пилот. — Волну венчает белым гребнем. Летает и смеется, и в руки не дается. Не взять ее никак!» Жаль времени нет, а то бы с удовольствием послушал вашу, Марек, знаменитую лекцию. Байки, сказки... Вдруг там есть за что ухватиться? Если вспомнить не танго, а марш... «My rozhdeny, chtob skazku sdelat’ byl’ju...»

...Preodolet’ prostranstvo i prostor,
Nam razum dal stal’nye ruki-kryl’ja... —

охотно подхватил читавший Чехова Марек Шадов.

— Совершенно верно, — уже без всякой улыбки согласился летчик. — Именно этим мы с вами и займемся.

10

Им незачем встречаться, но они — встретились.

Ночь...

На нем — рубашка с большим отложным воротником, открывающим горло, широкие расклешенные брюки, яркий шейный платок, кепка, четырехугольный картуз «домиком», широкий пояс, в зубах — папироса.

На ней — черное вечернее платье, гладкий, ничего не скрывающий шелк. Вместо шейного платка — сверкающее камнями ожерелье. Темные перчатки, маленькая смешная сумочка.

Двое — и белая бумажная Луна.

Бежать некуда. Пуст переулок, окна-глаза и те погасли. Женщина, ее сумочка, бриллианты, платье, трепещущее тело, в полной власти апаша, мастера ножа. Тот знает это и не спешит, растягивая удовольствие. Подходит медленно, враскачку, без особой нужды поправляя кепку, окидывает жертву выразительным взглядом...

Женщина замирает, перестает дышать. Она бы охотно притворилась мертвой, но поздно, и живая, доступная, становится добычей в чужих безжалостных руках.

Нелепая сумочка улетает прочь. Блестят сорванные с горла бриллианты...

— Это обычный вальс, Эльза, — объяснял Жожо. — А еще акробатика и много киков ногами. Остальное и главное — театр. Представь, что ты кошка, которую хотят утопить.

Женщине не хотелось становиться кошкой.

— Я — не Бабетта. Это ей положено мяукать и вертеть хвостом. Я стану змеей!

Черный шелк...

После бриллиантов настает черед тела. Ладони апаша ложатся на ее бедра, скользят выше, вцепляются в плечи. Что можно сделать? Как помешать? Женщине не под силу...

Зато под силу змее!

Торжествующий апаш на какой-то миг ослабляет хватку — и змея обвивается вокруг его шеи. Захват прочен и нежен, руки-кольца молят и одновременно сдавливают, смыкаясь на горле. Апаш отступает на шаг... Рывок!.. Змея падает, катится по брусчатке, свертываясь в черный каучуковый мячик. Останавливается, бьет взглядом — и снова вперед, к его горлу. Умолять — и душить! Руки-кольца нежно ложатся на плечи, на лице по-прежнему отчаяние и страх, но хватка крепчает, ладони ползут к шее с ярким платком...

Падает! Кидается вновь — и снова падает. Апаш бьет ногой, пытаясь достать верткий черный шелк... Мимо!

И — снова бросок.

Падать — не самое сложное, хотя синяки доставались женщине регулярно. Куда труднее успевать, выдерживая ритм, но особенно следить за лицом. Тело — черная змея, ведет бой, в глазах же, как прежде, ужас, губы шепчут, моля о пощаде... Приходилось вспоминать старые немые фильмы, запоминать, фиксировать.

— За двадцать шагов видна лишь маска, — соглашался с ней Жожо. — Не бойся кривить рожи, Эльза, для зрителей будет самое то.