Аргентина: роман-эпопея: Кн. 3. Кейдж

Все это гауптштурмфюрер СС Харальд Пейпер представлял себе очень хорошо. Но знал и другое — убивать можно по-разному. Порой и пуля в сердце — великая милость, Хорст Вессель («Знамена ввысь!..») это успел прочувствовать. Для невестки, Рождественской Елки, все только начинается, пусть не поспит ночами, думая о перечеркнутом крест-накрест рисунке. Это еще не боль, фрау Ильза Веспер!

Гитлера охраняют лучшие из лучших, умные, проницательные, хваткие. Но... «Он умрет, Ингрид, это я тебе обещаю». Сотрудник «стапо» имеет право обмануть агента, Мельник ученицу — никогда. «И умирать будет очень и очень плохо».

Слышишь, Адди? Мы начинаем.

* * *

Первая веселая стайка уже выбежала из дверей. Младшие классы, маленькие счастливые Одуванчики. Харальд очень боялся, что дочке не понравится школа. Лучшую выбирал, но и лучшая оказалась с изъяном. «Чесночные» авто, а еще — полно детишек из семей сослуживцев. Берлин — тесный город!

— Все очень хорошо, папа! Я меньше говорю и больше смеюсь, как ты и велел.

На малый миг Харальд закрыл глаза. Сейчас бы войти в калитку, встретить очередную стайку, улыбнуться, поцеловать дочь, вдохнув запах ее волос. «Папа! Ну не надо, я уже не маленькая!» Ручки, ножки, огуречик...

Работаем!

Марлевую повязку — подарок «профессора из Будапешта Ене» — на лицо! Чужой мотоцикл, шлем, очки, усы, словно брандмейстера — и нарисованная улыбка, лучшее средство от суицида.

Dunja, ljublju tvoi bliny,
Dunja, tvoi bliny vkusny...

Объекты уже на месте — молодая пара и мальчик со школьным ранцем за спиной, такой же светловолосый, как его Катарина. Обычно второклассника встречает мать, но сегодня и отец пришел. Скользящий график, два дня служба, день — выходной. Наверняка спешил, может, даже купил шоколадку с золотой печатью.

Мотор!

V tvoih blinah ogon’ i nezhnyj vkus,
Tvoih blinov sest’ mnogo ja berus’.

Ехал неспешно по противоположной стороне и только поравнявшись с объектами, резко развернулся. Пистолет, «жилеточный» Browning M 1906 третьего типа (привет, Гертруда!) уже в руке. Хороший он парень, Вилли Зауэр! И работник толковый, тридцать лет, а уже заместитель самого Ганса Раттенхубера, единственного и незаменимого стоглазого Аргуса, начальника личной охраны Великого Фюрера германской нации.

Dunja, davaj blinov s ognja,
Dunja, celuj sil’nej menja!

...Сначала — отца, две пули, обе в голову. Потом — женщину, тоже двумя. Не убивал бы, но взрослая и умная, слишком много запомнит. А ты, малыш, не прощай. Отомстишь — не обижусь.

Рдах... Рдах... Рдах!.. Рдах!.. В яблочко — в оба. Ходу!

Tvoj poceluj razgonit migom splin,
Tvoj poceluj gorjach, kak svezhij blin.

...Маску снять сразу за перекрестком, а усы пусть останутся, ищите брандмейстера, коллеги! И не гнать, не гнать, не спешить... Тебе обязательно доложат, Адди. Не скроют, побоятся! Начинай, s-suka, умирать!..

С Петром Лещенко Гандрий познакомился в Бухаресте, три года назад. Не по службе, просто захотелось. Привез домой пластинки, завел патефон. Катарине, его Одуванчику, очень понравилось.

Pomnish, kak na masljanoj v Moskve
V bylye dni pekli bliny...

2

Кристофер Жан Грант, репортер еженедельника «Мэгэзин», красы и гордости нью-йоркской прессы, наконец-то понял, что такое настоящий стыд. Вот он — кучей газет на простом деревянном столе! Бери, листай и красней, хоть до ушей, хоть до самой макушки.

Та-та-та! Ту-ту-ту! Мсье Кальмар честно отработал свои новые ботинки вместе с рубашкой и бутылкой коньяка из кантона Южный Коньяк. Мастер! Но не блеск чужого пера смутил потомка кажунов, заставив усомниться в самом себе. Смешной носатый пьяница, которому не всякий руку подаст, — смелый человек. А он, дикси из Штата Пеликанов, горсть от горсти родной бурой земли, простите, кто?

Мсье Жермен де Синес ответил и на это. Одна из статей так и называлась — «Трус». Первые строчки Кейдж даже подчеркнул: «Мы встретились в «пивоварне» на бульваре Сен-Жермен. Он присел за мой столик, маленький, пьяный, скверно говорящий по-французски...» Дальше Крис читать не стал — ввиду полной ясности. Теперь он понял, почему мсье Кальмар не стал затягивать встречу. Отдал газеты — та-та-та! ту-ту-ту! — попытался вручить чек, и адью! Вероятно, опасался прямого в нос. Напрасно! «Это же политика, малыш! Нельзя сейчас дергать Гитлера за яйца, нельзя!» Малыш все понял, за яйца дергать не стал. Спортивное приложение, «мы теперь — семья»... Статью же, вероятно, следовало озаглавить «Храбрый кажун».

Сказав «адью!», Кальмар уплыл не обратно в Париж, а в Испанию, где бомбят. Потому и заехал — переговорить с коллегами, собравшимися, как и он, за Пиренеи.