Аргентинец

Ох, не надо было возвращаться! Клим взялся за сверток с сатиром… Друзей нет, половина знакомых только рада будет, если Нину поймают, а остальным, кто знает, можно ли доверять? В любом случае, вряд ли кто станет рисковать жизнью ради спекулянтки и родственницы казненных контрреволюционеров.

Надо было срочно искать ночлег — хождение по улицам после девяти наказывалось либо арестом, либо расстрелом на месте: как подскажет революционная совесть патрульных.

Раньше объявления о сдаче комнат вывешивали в окнах, но жилье изъяли из частного владения, и объявления исчезли. Спрашивать у людей бесполезно: все шарахались от незнакомцев из страха то ли перед болезнью, то ли перед ЧК.

— Надо идти на Ярмарку, — сказал Клим. — Там найдем какой-нибудь угол.

4

Ярмарка превратилась в город развалин: выбитые окна, разобранные крыши. Ветер гонял по опустевшим улицам пепел и высохшую ломкую листву. Будто воплотилась детская фантазия: «Мама, а что будет, если все люди исчезнут? Если в целом свете никого не останется — только ты и я?»

По дороге брел понурый пес. Прошел мимо — даже не поднял головы. С чаши фонтана перед Главным ярмарочным домом поднялась стая ворон.

Клим вывел Нину к театру Фигнера, тому самому, где Елена когда-то исполняла танго по-русски. Во всем здании не осталось ни одного целого стекла, широкие лестницы были покрыты мусором. Клим распахнул дверь зрительного зала. В столбах света, падающих из окон под потолком, кружили пылинки. Кресел не было; огромная люстра валялась, разбитая, на полу; все, что осталось от былой роскоши, — алый занавес, висевший так высоко, что грабители не смогли до него дотянуться.

— Предлагаю поселиться в директорской ложе, — сказал Клим. — Если бродяжничать, то с шиком.

Нина безучастно кивнула.

Поужинали остатками хлеба, принесенными с корабля. Клим пошел за сцену, поколдовал над рычагами и тросами, и пыльный, продырявленный пулями занавес поехал вниз.

— Мы, когда были мальчишками, водили дружбу с рабочими сцены, — сказал Клим. — Приносили им пива и воблы, а они пускали нас на представления без билетов.

Он соорудил из занавеса гнездо и уложил в него Нину. Пристроился рядом:

— Спи. Завтра что-нибудь придумаем.

Она закрыла глаза:

— А я в детстве читала «Дракулу» Брэма Стокера и всё пересказывала Жоре. Он потом особую молитву придумал: «Господи, спаси и помилуй родителей, Нину, меня и всех православных христиан. Дай мне быть хорошим человеком и избави нас от кровососов». Я ему говорила, что у нас их нет и быть не может, и он перестал молиться. А они его все-таки погубили.

Как утешать? Как стягивать края раны? Слава богу, Нина быстро заснула — слишком измаялась, слишком надорвала себя. Тишина в театре стояла такая, что Климу казалось, что он оглох. На Ярмарке должно быть шумно: гудит толпа, играют оркестры, приказчики нахваливают товар: мерлушку, урюк и сарацинское пшено…

Он проваливался в солнечные полусны и вдруг приходил в себя как от удара: кругом мрак и могильная тишина. Жить в городе невозможно, но из города не выехать. Впереди зима, и если от чекистов еще можно скрыться, то от морозов точно не убежишь.

5

Нина и Клим сходили на вокзал — узнать о билетах. Впрочем, они не представляли, куда можно уехать. Где начиналась и кончалась Совдепия? Что происходило за границей? Международные новости сводились к описанию стачек и антиправительственных демонстраций: «Мировая революция не за горами!»

Билеты продавали только тем, кто мог предъявить разрешение на выезд.

Клим поговорил с мешочниками: при определенной ловкости в вагон можно было пролезть без билета, но в теплушках свирепствовал тиф, который распространяли вши. Насекомые переползали от больного к здоровому, и люди заражались целыми составами. Безопасно было ехать только в вагонах, зарезервированных для большевистских чиновников.

Если бы Клим был один, он бы попробовал уехать. Но Ниной он рисковать не хотел: слишком мало времени прошло после операции — если в дороге шов разойдется, если она заболеет, врачебной помощи не будет.

Они решили распилить сатира на куски и продать по частям — так его можно было «растянуть» на более долгий срок. На остатки денег, полученных за брошюры о Ленине, Клим купил ножовку и первым делом лишил сатира бороды.

Надо было что-то придумать с жильем и работой. Из-за того, что Нина не имела документов, снять комнату было невозможно: нет бумаги — нет прописки, а за неофициальный приют подозрительных личностей хозяева могли поплатиться жизнью.

На другой стороне Оки, вдоль Мызинского шоссе, стояли пустые дачи. Но если там поселиться, то где брать деньги и провизию? Службу не найти: в городе полная безработица, с охотой брали только в Красную армию. При этом тот, кто не служил Советам, был поставлен почти вне закона.

Клим изумлял Нину умением приспосабливаться. Он принес ржавый утюг, сбил с него ручку — получилась маленькая плита, которую можно было топить щепками и старыми афишами.

Он умел веселиться над несчастьями: нет ни ложек, ни вилок? Ну и ладно, настоящие гаучо едят только ножом.