Генрих влетел в диспетчерскую секундой спустя, здоровенный детина, пытавшийся разобраться в путанице разрубленных проводов, поздно его увидел, он только успел подставить под удар пожарного тесака, на бегу подобранного Генрихом с пола, левую руку, но тут же повалился с раскроенным напополам черепом. Генрих рухнул на колени перед девушкой, подхватил её голову, припал губами к губам, пытаясь уловить дыхание. А поймал лишь легкое, как последний вдох: «Я буду ждать…». И закинув голову к потолку, рванув на груди комбинезон, Андрей взревел смертельно раненным зверем, у которого вырвали сердце!
Потом упал ничком и лежал так несколько минут, сжимая побелевшими от напряжения пальцами руку любимой…
Поднялся он, когда рвануло по новой… Андрей качнулся, земля заходила под ногами, но он не растерялся, потому, что знал — майор Котов завершил дело! Штольни и завода дейтерия здесь больше нет, а значит, и делать здесь нечего…
Он не помнил, как вышел на берег озера, как брёл по мокрой гальке, игнорируя мелкие волны, набегающие на моментально набухшие от влаги ботинки. Он шёл куда подальше от этого кошмара, который отнял у него, наверное, первую настоящую любовь.
Ван подошел тихо, когда Фома уже сидел на мокром бревне в километре от Барилоче, и смотрел на воду равнодушным взглядом.
— Нам пора. Скоро тут будет много ненужных людей, — мягко сказал китаец. Андрей покосился на него.
— А разве ещё есть смысл куда-то идти?
— У меня дома говорят: «Хороший путешественник не имеет чётких планов и никогда не собирается возвращаться». Стань хорошим путешественником.
— А ты мне поможешь?
— Я всегда буду рядом.
— Тогда веди меня, — Андрей поднялся и взглянул на Восток. Так поднималось солнце. Начинался новый день. Но ему было нужно на Запад.
Где-то за горными хребтами, за лентой океана его ждала Родина. В которой он сейчас нуждался, как никогда. И он улыбнулся.
Эпилог
Мы сидели на берегу Волги, у подножия монумента Славы. Серебряный человек на устремлённом в небо высоченном лёгком постаменте держал над собой на вытянутых руках серебряные Крылья.
Самара — город авиации и космоса, здесь делают воздушные и космические суда. Здесь я наконец встретился с героем моего романа, мне о многом хотелось расспросить его, узнать, где и когда была поставлена в охоте на «Архив № 1».
Иван Петрович Сарматов, герой труда и мой герой, смотрел с высоты обрыва на несущую свои воды к Каспию матушку-Волгу. Мы уже минут пятнадцать вот так сидели молча, грелись под тёплым майским солнышком. Наконец Иван Петрович словно бы встряхнулся, бросил на меня по-молодому задорный взгляд и рассмеялся:
— Что, писатель, небось решил, что в маразм впал старик Сарматов? С верхними людьми в присутствии акулы пера общается? Нет, батенька, мне в мои девяносто ещё столько сделать нужно, вы даже не представляете…
Смех у него был молодой, свежий, что ли… Так искренне и радостно теперь почему-то редко смеются. Только мучают себя, как комики «в телевизоре».
Сарматов стал вдруг серьёзен, покачал головой.
— Давно всё это было, — вдруг произнёс он по-испански. Я понял, сам когда-то заканчивал переводческий факультет в Нижнем. И дальше мы продолжали на языке Сервантеса и Лопе де Веги.
— Я понимаю, тебе хочется знать, что было после бойни в Барилоче, ведь так?
Я кивнул.
— По-разному всё сложилось… Андрея через Анды, в Чили увёл Ван. Он исполнял последнюю волю Котова и распоряжение самого Судоплатова. Фома через несколько месяцев, после мытарств и лишений, оказался во Владивостоке. После нескольких месяцев отписок и расписок, вернулся к мирной жизни, как его не уговаривало руководство Бюро № 1. На все их увещевания он отвечал, что навеки отравлен этой работой. Он нашёл свою Настю Крапивину, сделал ей предложение, они поженились и уехали в Саров, где Фома до конца своих лет работал в той области, которой посвятил свои студенческие годы: в ядерной энергетике. О той командировке он вспоминать не любит, не езди к нему — ничего не скажет.
Иван Петрович помолчал, воспоминания роились, давили, рвались наружу…
— Патерсон, Ричард… Дик. Он вывез тогда нас оттуда и доставил к Мигелю. С которым, кстати, и подружился. Они даже закрутили там какой-то совместный бизнес. Возвращаться в Америку он категорически отказался, заявив, что отныне и навеки влюбился в Аргентину и жизнь свою посвящает ей. Женился, стал отцом двойняшек. Но как-то, уже через много лет его самолёт вылетел из Байреса в Монтевидео, но не долетев до аэропорта Сан-Карлос считаные мили, рухнул в океан. С ним погибли и четверо пассажиров его «Сессны».