Аргентинское танго

Но это не имело значения. В первый раз за все это время Лес почувствовала, что ей стало немного спокойнее. Она закрыла глаза, ощущая, как напряглось тело Роба в попытке вобрать в себя ее боль. Лес еще крепче обняла сына, нуждаясь в его защите и утешении, и тихо заплакала. Прошло несколько минут, прежде чем она медленно высвободилась из объятий Роба, вытирая с лица слезы и старательно стараясь не замечать его покрасневших глаз.

— Может, мне следует спросить, что он вам сказал? — тихо сказала Лес.

— На самом деле не особенно-то много, — ответила Триша. — Просто, что он встретил другую женщину и что вы оба решили развестись. Естественно, он надеялся, что мы его поймем. Иногда случается так, что браки распадаются, сказал он.

— Это происходит постоянно.

Но только с другими, подумала Лес. Она никогда даже представить себе не могла, что это приключится с ней самой.

— Ты с ней встречалась? — спросила Триша.

Она казалась непривычно сдержанной. Из них двоих спокойным бывал обычно Роб.

— Да.

— И как она выглядит?

— Молодая и красивая. — Лес приложила все усилия, чтобы не позволить ревности повлиять на ответ. — Она — юрист, так что у нее и вашего отца есть много общего.

— Может быть, если бы ты проявляла больше интереса к его работе, ничего этого не случилось бы. А так твои застольные беседы сводились главным образом к таким захватывающим темам, как последний благотворительный базар, — произнесла Триша с притворно невинным видом, и это уязвило Лес не менее, чем само замечание.

— Я пыталась говорить с ним о его работе, но, когда он пускался в технические подробности, я переставала что-либо понимать. Представляю, как он уставал постоянно объяснять мне всякие мелочи, — Лес сознавала, что в голосе ее звучат оправдывающиеся нотки.

— Ты должна была постараться выучиться всему… — недовольно пробормотала дочь вполголоса.

Как она упорно желает возложить всю вину за то, что произошло, на одну лишь мать! Да еще в таком болезненном для Лес вопросе…

— Так ты считаешь, несмотря на то, что меня лично совершенно не интересует юриспруденция, мне нужно было изучать законы только затем, чтобы доставить твоему отцу удовольствие? — с вызовом спросила Лес. — А не кажется ли тебе, Триша, эта мысль слегка старомодной? Да, всякий брак связывает двух людей, живущих вместе… Но у каждого из них есть своя индивидуальность, свои личные склонности. Дело вовсе не в том, чтобы один из супругов навязал свои увлечения другому. Можно делиться интересами, но не заставлять жену или мужа полюбить их.

— Лес права, — встал на сторону матери Роб. — Я не могу себе представить ничего более скучного, чем вечер, проведенный в беседах об исках, апелляциях и судебных процессах.

Триша вскочила со стула во внезапном порыве нетерпения.

— Может быть! Но мне кажется: если мужчина счастлив дома, он не отправляется на поиски другой женщины, которую он мог бы полюбить. Я просто хочу понять, что было неладно. Что в твоем поведении заставило его уйти?

— Я не знаю, — резко ответила Лес. — Почему ты не спросишь об этом своего отца? Тогда ты сможешь рассказать мне, чтобы я не продолжала ломать над этим голову.

— Подозреваю, что вся беда в твоей идее спать в раздельных спальнях, — сказала Триша.

Лес ударила ее по щеке.

— Ты зашла слишком далеко, юная леди. Твои замечания становятся слишком бесцеремонными.

И тут она увидела след от пощечины на лице дочери и сама ужаснулась тому, что только что сделала. Гнев ее прошел так же быстро, как вспыхнул. Триша — совсем еще молода. Нужно прощать девочке юношескую безапелляционность. А вот ей самой, взрослой женщине, следовало бы лучше сдерживаться, а не бросаться на детей с кулаками.

Когда Триша повернулась, взяла свою сумку и пошла к двери, Лес какое-то мгновение не могла ни двинуться, ни произнести хоть слово.

— Триша… — Она смотрела, как дочь задержалась, не оборачиваясь, возле двери. — Однажды ты спросила меня, теряла ли я что-либо в своей жизни. Думаю, что теперь могу ответить на твой вопрос. Я потеряла иллюзии. Никто не живет «счастливо до самой смерти»… даже Кинкейды. Пожалуйста… Я не хочу терять тебя.

Триша медленно повернулась и посмотрела на мать.

— Ты не потеряешь меня, Лес. Но я должна увидеться с ним. Он мой отец, и я люблю его так же, как и тебя.

— Конечно.

Лес понимала Тришу, но это не могло заглушить грызущего ее страха. Триша всегда была «папиной дочкой». Это нечестно. Несправедливо. У Эндрю есть Клодия, а она, Лес, осталась одна. Ей нужны дети. Теперь только они — ее семья. А он заводит новую.

Триша в нерешительности замялась у двери.

— Роб, ты едешь со мной?

— Нет.

После того как Триша ушла, Роб подошел к Лес и остановился рядом, застенчиво и неловко засунув руки в карманы слаксов.

— Я не могу встречаться с ним сейчас. Единственное, чего мне хочется, это избить его.

Он побрел прочь, опустив голову и еле слышно шепча про себя:

— Мерзавец. Грязный, развратный негодяй…

Роб ушел, а Лес долго стояла в одиночестве посреди комнаты, затем тряхнула головой и подошла к бару, где оставила свой стакан.