Аргидава

Свирепеет ведьма Равке от зависти и взбивает вокруг себя воздух, вызывая бури и ураганы. Преследует, унижает и разрушает Равке тех, кому вдруг позавидовала. Уничтожает с подмогой чужой стрелы, но прицеливает ее в самое горло обидчику, свистящую, страшную, с костяным шариком внутри, какую сама придумала для чада своего возлюбленного, для Младшего, чтобы войско его страх и ужас навевало на противника неземным, сверхъестественным воем и свистом, издаваемым дождем выпущенных стрел с костяными дырчатыми шариками.

Слабела Равке от любви к вождю, без памяти любившая его, Младшего, и кормившая его молоком своим до тринадцати лет.

И ведь многих подчинила она силе своей. И детей нелюбимых, коих родила да покинула равнодушно, алчных и крепких, что расползлись, разошлись по земле, зацепились, как сорнячное семя, где придется и дали по всему свету сильное потомство колдунов, разбойников, ведьм-бормотуний, отравителей и убийц, да и пустую ветвь злющих, бездушных, мстительных, от которых тоже была и есть польза: их всего-то надо заставить завидовать.

И когда ночами сидела Равке, подобрав под себя ноги, качалась, издавая хриплое мычанье, закатывая горящие, как угли в очаге, глаза, входила в транс и виииидела она, ааахыыыыы! Виииидела! Резвые ростки с ее древней живучей стремительной кровью, ее опаляющими черными глазами, с ее мелодичным, колдовским, как будто никому не принадлежащим, живущим отдельно, счастливым мелодичным смехом, видела она, хрипя и теряя ощущение времени, пространства, не чувствуя зноя или холода, как у них, живущих за тысячи лун, учащается дыхание и сердцебиение, и воздух перед глазами становится зыбким, и взгляд плывущий, и походка неуверенная, и гонит их что-то – день или ночь, все равно – сводить счеты и нарушать, разрушать равновесие природное, неудобную им, лишнюю им, слишком опасную для них гармонию мира.

И невдомек им, что это она, Равке по-прежнему, как и века назад, слепо поводит сухими длинными узловатыми пальцами. Дергаются они как щупальца, отплясывают бешено в воздухе, как будто к каждому пальцу, жилистому и корявому, суровая крепкая нитка привязана, что тянется туда, за степь и за тысячи лун. И гонит их, привязанных как послушные марионетки к той самой нитке, гигантская сила: исполнять соблазнительную, вожделенную, успокоительную для них службу – обмануть, запугать, унизить и взять им не принадлежащее.

Глава девятая Испытание

Договорились, что, как только у Маши заживет нога, они сделают вторую попытку проникнуть в подземелье.

Но случилось непредвиденное…

Бывает ощущение, что мимо нее проскакивает то, в чем она обязательно должна быть, жить, радоваться.