Аргидава

Она притягивает меня так, как будто в прошлой жизни я имела к ней близкое, практически родственное отношение. Знать бы, знать бы. Да, я хожу туда часто, брожу по крепости и вокруг подолгу, обязательно вожу туда своих гостей, рассматриваю ее чужими глазами. И кажется, я там помню и знаю все: каждый камень, каждую ступеньку. Руки мои помнят прикосновение к холодным стенам и к деревянным перилам мостов и лестниц, сердце мое помнит страх высоты, когда поднимаешься на самую высокую башню и с нее смотришь вниз, ноги помнят, как бежать потом к Днестру, куда и как ступать, перескакивая с камня на камень, чтобы не поскользнуться и не упасть. Мне кажется, я помню и чувствую едва уловимый из прошлого запах костров, дыма, мокрой шерсти, кожи, лошадей. Железа запах едкий такой, что чувствуется во рту. Я слышу запах грязи, крови, пожарищ. Скошенной травы и гнилых водорослей. Когда я привожу туда гостей своих, всегда спрашиваю, заглядывая пытливо в лицо:

– Ты чувствуешь запах? Чувствуешь?

– Да, – как правило, отвечает гость мой, к себе прислушиваясь, – пахнет речная вода. И что… Камни. Пахнут стены. Чем-то еще. Не могу понять чем.

Я прожила рядом с ней несколько жизней. И когда бы ни приходила туда, а приходила я часто и проводила там внутри много времени, чувствовала себя эмигранткой. Снаружи менялся строй, на символические троны – большие и поменьше – влезал то один, то другой, страстно обещавший послужить народу, очередной, как правило, негодяй, подгребавший под себя длинными руками все, что плохо лежит. Менялась жизнь, менялись города и села, менялись ценности, менялась мода, уходили навсегда одни люди, рождались, росли и взрослели другие. А в Аргидаве все оставалось по-прежнему. Неприступные стены чуть крошились от ветра, дождей и снегов, плохо росла трава, а деревьев испокон веков там не было. Редко в Аргидаву залетала птица, но никогда не селилась там внутри, не вила гнезда. Не было в Аргидаве ни насекомых, ни пресмыкающихся, ни мелких грызунов, как будто жизнь обходила ее стороной, боялась там заселиться, как будто Аргидава была необитаемой, готовой для чего-то искусственной планетой. Хотя, как я полагаю (да что там, уверена!), она сама по себе была живой: нервной и чуткой.

Глава вторая Маша

…И чувствовала я, что мне давно пора было, пора. Но крепость не сдавалась. Была неприступна и хранила молчание, поглядывая надменно и свысока на меня, прибегавшую туда все чаще и чаще, просившую о милости беседы тихой, почти безмолвной, один на один, о позволении расслышать, постигнуть и разгадать, давая клятвенные обещания не навредить.

«Не ты! – как будто говорила мрачно. – Безнадежны попытки твои. Не ты! Не сможешь. Не ты! – дерзила она мне. – Дура ты. Девка неразумная, легкомысленная, – дразнила.

Ах так?! Не я?!