Аргиш

Не гребли. Замерли. С вёсел – капли о воду, медленно, словно во сне…

– Ого-го-го! – заорал Колька. Порвал оцепенение.

– Что орёшь как оглашенный? Поплыли.

– Может, лагерем здесь встанем? Обсушимся, пока солнышко. Промокли же все насквозь, хоть выжимай, – Виталик, чуть пошевеливая вёслами, медленно подгребал к берегу. – И посмотреть хочется, что там за этими стенками? Вдруг там земля обетованная?

– Ладно. Давайте к берегу. Перекурим, – Андрюха резким противоходом вёсел развернул лодку. – Только останавливаться на ночёвку рано. Давайте ещё часок проплывём? Да и дров здесь нет.

Подгребли к берегу. Вылезли на камни.

Колька курил, развалившись полулёжа, закрыв глаза, подставляя лицо солнцу. Вадим снял сапоги и отжимал мокрые носки. Виталик, перелезая с камня на камень, поднимался наверх.

– Ты только там не долго! – крикнул вслед Андрей.

Виталик, не оборачиваясь, махнул рукой – мол, слышал.

Наверху было пустынно, плоско и голо. Веяло беспробудной тоской от раскинувшегося простора. Бесконечная зелёно-бурая простыня в едва заметных складках. Под ногами – дырявый ковёр из переплетений ветвей низкорослого кустарника. Да какой там… и кустарником это не назовёшь. Поросль какая-то, вцепившаяся в каменистую почву.

Солнце. Белёсое небо над головой, ни облачка. Но низкое какое-то небо, давит.

Ощущение бесконечности горизонтали и ограниченности вертикали.

Не привычно. Не уютно.

Оглянулся. Обрыв. Осыпь камней. Лента реки.

Вот река была живой – текла, блестела на солнце, пробивала себе путь. Что-то ей было нужно, куда-то стремилась…

Чапыжник – вдруг всплыло в памяти. Чапыжник? Присмотрелся – среди хаотично переплетённых веток и стеблей – ягоды – бледно-оранжевые, крупные, чем-то напоминающие малину. Сорвал пяток и стал спускаться вниз, к ребятам.

– Смотри, что нашёл! – показывал ягоды, лежавшие на ладони. – Там таких много.

– Морошка, – Андрей положил ягоду в рот. – Не дозрела ещё. Но через пару недель будет самое оно.

– Ну-ка, дай! – Колька бесцеремонно выбрал две самые крупные. – Вкус какой-то странный. Плесенью отдаёт. Они точно съедобные?

– Подожди… Если я не ошибаюсь, это Пушкин перед смертью морошки просил? – Виталик вопросительно смотрел на Андрея.

– Да. Горничная бегала на рынок за мочёной морошкой. Или за клюквой?

– Во жили! – хохотнул Колька. – А я первый раз пробую.

– Давайте в лодки, – Андрей за верёвку подтянул резинку к берегу.

Не торопились. Всё делали медленно, нехотя. Вдруг навалились усталость и безразличие – сказывались три дня нервотрёпки и гонки в неизвестность. Хотелось лечь, подставить лицо солнцу и не двигаться. Хотелось, чтобы кто-то поставил палатки, вскипятил чай. Ещё лучше – оказаться в своей, родной комнате с окнами во двор, где на площадке носятся дети, и их крики доносятся в приоткрытую форточку – лежать на кровати, прикрыв локтем глаза, видеть за закрытыми веками вскипающие красные пятна и ни о чём не думать.

Андрей с Вадимом отплыли первыми. Они уже скрылись за поворотом, а Колька с Виталием, беззлобно переругиваясь, всё никак не могли отчалить – всё было не так – вещи уложены не так, сидеть неудобно, вода под жопой…

Река резвилась. Небольшие плёсы сменялись узкими теснинами, заваленными камнями, где вода неслась, вгрызаясь в камень. Порой приходилось вылезать на берег и проводить лодки на верёвках, а иногда удавалось проскочить в узкие сливы, шкрябая бортами о камни.

В какой-то момент пришло понимание, что резинкой можно и не управлять – она сама, ударяясь носом или бортом о камень, торчащий среди несущегося потока, медленно разворачивается и уходит в слив либо носом, либо кормой. Но сидеть и ждать было скучно, поэтому работали вёслами, помогая лодке правильно развернуться.

Вадим услышал шум первым. Впереди – гудело. Хотел сказать Андрею, но не успел.

Река, словно бабочка о стекло, бессмысленно и тупо ударялась в нависающую скалу.

Они, судорожно работая вёслами, всё же сумели развернуть лодку вдоль потока, заехав бортом в каменную стенку, – ударило, подхватило и стремительно понесло дальше.

Ещё поворот.

Река кончилась!

В тридцати метрах впереди река исчезала.

Русло перегораживал огромный, неправильной ромбовидной формы обломок скалы – углом вонзившийся в центр русла, изъеденными гранями распирая ущелье. Поток, весь в клочьях грязной пены, с клокотанием ударялся, бурлил, образуя кипящую ванну, и нырял под него, исчезая.

Лодку несло.

Ударит, перевернёт, затянет!

– В воду! – истошно закричал Андрей, переваливаясь за борт.

– В воду, Вадим!

Вода обожгла. Показалось, что дна нет. Промельк испуга – затянет.

Нащупал дно, встал – вода по грудь. Вцепился руками за борт.

Лодку не удержать – несёт течением – потащило следом.

Вадим так и сидел на носу, глядя пустыми глазами на кипящий котёл под скалой.

Под ногами валун, большой – и мельче сразу стало – по пояс – упёрся – держит лодку.

– Вадим, спокойно! Аккуратно слезай в воду. Держись за борт. Нащупаешь дно – вставай на ноги и удерживай лодку, чтобы её не несло течением. Понял меня?